Диалоги об Атлантиде - Платон Страница 44

Алк. Конечно стыдно.

Сокр. Вникни же и постарайся сказать, к чему клонится лучшее как в сохранении мира, так и в войне, с кем должно?

Алк. Вникаю, но не могу придумать.

Сокр. И ты не знаешь, в чем во время войны мы обвиняем друг друга, что почитаем причиною начатия военных действий и как называем эту причину?

Алк. Знаю. Мы находим, что нас обманывают, притесняют или лишают чего-нибудь.

Сокр. Постой же; что мы терпим в каждом из этих случаев? Постарайся сказать, что́ бывает особенного тут или там?

Алк. Говоря об особенном тут или там, не разумеешь ли ты, Сократ, справедливости или несправедливости?[239]

Сокр. То-то и есть.

Алк. Да этим-то отличается всё вообще.

Сокр. Что ж? против кого идти войной посоветуешь ты Афинянам? против справедливых или несправедливых?

Алк. Труден вопрос! Пусть бы кто и подумал, что надобно воевать со справедливыми, всё-таки не признался бы в этом.

Сокр. Видно потому, что это незаконно.

Алк. Конечно; да кажется, и нехорошо.

Сокр. Следовательно, и твои речи будут в пользу этого – справедливости?

Алк. Необходимо.

Сокр. Так не справедливое ли будет то лучшее, о котором я тебя спрашивал, – надобно ли то есть воевать или нет, с кем воевать и с кем нет, когда воевать и когда нет?

Алк. Да, кажется.

Сокр. Как же так, любезный Алкивиад? разве ты забыл, что этого не знаешь? Или может быть, я и не заметил, когда ты учился этому и ходил к наставнику, который научил тебя различать справедливое от несправедливого? Да кто он? скажи и мне, порекомендуй ему в ученики и меня.

Алк. Ты шутишь, Сократ.

Сокр. Заклинаю тебя именем моего и твоего бога дружбы[240], которым я никогда не клянусь попусту: если у тебя есть такой учитель, скажи мне, кто он.

Алк. Но что, если его нет? Нельзя ли тебе предположить, что справедливое и несправедливое я узнал как-нибудь иначе?

Сокр. Можно, если ты сам открыл.

Алк. А что не открыл, не представишь?

Сокр. И очень, если искал.

Алк. А что искал, не подумаешь?

Сокр. Пожалуй, если бы думал, что не знаешь.

Алк. Да разве не было времени, когда я не знал.

Сокр. Ты хорошо говоришь; но можешь ли указать на то время, в которое не почитал себя знающим справедливое и несправедливое? Например, в прошедшем году испытывал ли ты себя и думал ли, что не знаешь, или не думал? Да отвечай верно, чтобы наш разговор шел не попусту.

Алк. Думал, что знаю.

Сокр. Не так же ли в третьем, четвертом и пятом году назад?

Алк. Так же.

Сокр. А прежде этого времени ты был еще мальчиком, не правда ли?

Алк. Да.

Сокр. Тогда-то, разумеется, ты думал, что знаешь.

Алк. Откуда же это разумеется?

Сокр. Я часто слыхал, что во время своего детства, играя в кости или в какую-нибудь иную игру, в школе и в других местах, ты не сомневался в справедливом и несправедливом, но громко и смело говорил, что такой-то мальчик зол и несправедлив, что он обижает[241] тебя. Не правду ли я говорю?

Алк. Да что ж мне было делать, Сократ, когда меня обижали?

Сокр. А спрашивал ли бы ты, что тебе делать, если бы не знал, обижают тебя, или нет[242]?

Алк. Но клянусь Зевсом, – я не то что знал, а ясно сознавал, что меня обижают.

Сокр. Поэтому, быв еще мальчиком, ты уже думал, как видно, что разумеешь справедливое и несправедливое.

Алк. Конечно, да и в самом деле разумел.

Сокр. Когда же ты это открыл? Уж верно не тогда, когда думал, что знаешь?

Алк. Без сомнения.

Сокр. Так в какое время ты думал, что не знаешь? Смотри, ведь такого времени не найдешь.

Алк. Да, клянусь Зевсом, Сократ, я не могу указать на него.

Сокр. Стало быть, ты узнал это не чрез открытие.

Алк. Очевидно нет.

Сокр. А сейчас сказал, что и не учился знать. Если же и не открыл и не учился, то как и откуда знаешь?

Алк. Но может быть, я и неправильно отвечал тебе, что упомянутое знание сам открыл. Это случилось, вероятно, так: должно быть, и я научился этому, как другие.

Сокр. Значит, мы возвращаемся к прежнему вопросу. Скажи мне, от кого научился.

Алк. От народа.

Сокр. Не к отличным же учителям прибегаешь ты, когда ссылаешься на народ.

Алк. А что? разве он не в состоянии научить?

Сокр. Даже и тому, что́ шашечная игра, и что́ нет; хотя это, думаю, гораздо ниже справедливого. Что? разве ты думаешь иначе?

Алк. Да.

Сокр. Значит, не имея возможности научить худшему, он в состоянии преподать лучшее?

Алк. Я думаю. Да и действительно, народ в состоянии научить многому, что будет получше шашечной игры.

Сокр. Чему ж это?

Алк. У него, например, научился я говорить по-гречески, и в этом отношении не могу назвать тебе другого учителя, но чувствую себя обязанным тому самому учителю, которого ты не считаешь отличным.

Сокр. Да, почтеннейший, в этом-то народ – хороший учитель, и науку его по справедливости можно хвалить[243].

Алк. Почему же?

Сокр. Потому что он обладает именно тем, чем должны обладать хорошие наставники.

Алк. Что ты разумеешь?

Сокр. Разве не известно тебе, что люди, намеревающиеся учить чему-нибудь, должны наперед сами знать это? Или нет?

Алк. Как же нет?

Сокр. Но не правда ли, что знающие должны быть согласны друг с другом, а не разногласить?

Алк. Да.

Сокр. А скажешь ли, что в чем они разногласят, то знают?

Алк. Ну нет.

Сокр. Так каким же образом быть им учителями в том предмете?

Алк. Никак нельзя.

Сокр. Что ж? разногласит ли, думаешь, народ, что́ камень, что́ дерево? Когда ты спрашиваешь об этом у кого-нибудь, – все не то же ли самое разумеют, не к тому же ли самому бегут, с намерением взять камень или дерево? Не так ли и прочее в этом роде? Эту-то почти мысль я соединяю с твоими словами о знании греческого языка. Или не так?

Алк. Так.

Сокр. Не в том же ли, как сказано, согласны между собою и города, взятые порознь и вместе? Тут они не спорят друг с другом и не говорят – один одно, другой другое.

Алк. Конечно, нет.

Сокр.