Джон Мильтон - Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец Страница 77

"Не знаю, Диодати, как я мог…"

Не знаю, Диодати[600], как я могТак измениться за одно мгновенье,Чтобы к Любви, внушавшей мне презренье,Неосторожно угодить в силок.

Пусть ни златых кудрей, ни алых щекУ милой нет, зато ее движенья —Достоинства и неги воплощенье,А взор меня, как молния, обжег.

Язык любой страны иноплеменнойВ ее устах способен слух пленять;Когда же запоет она, сирена,Не тщусь я даже уши залеплять[601] —

Ведь в пении ее так много пыла,Что воск оно немедля б растопило.

"Глаза у вас — два солнца, от огня…"

Глаза у вас — два солнца, от огняКоторых меркнет взор мой ослепленный:Ведь в Ливии, жарою истомленной, —И то не так палит светило дня.

Во мне клокочет, грудь мою тесня,Какой-то пар, сухой и раскаленный —Хоть вздохом бы назвал его влюбленный,Слов, чтоб его назвать, нет у меня.

Днем, госпожа, он заперт, как в темнице,А если ночью вырвется порой,То сразу остывает и ресницыМне жжет соленой ледяной росой,

И вас, моя заря, от мук рыдая,Без сна я до рассвета ожидаю.

"Я, госпожа, так юн, так прост подчас…"

Я, госпожа, так юн, так прост подчас,Что лучше уж признаюсь откровенно:Да, сердце вам я посвятил смиренно.Оно, конечно, недостойно вас,

Но, — в чем и убеждался я не раз, —Не грубо, не коварно, не надменно,К добру не глухо, в чувствах неизменно,В житейских бурях твердо, как алмаз,

Не чуждо музам и высоким даромСлагать певучий стих наделено,И равнодушно к зависти стоокой,

И низкой лестью не уязвлено,И только там чувствительно к ударам,Где в нем сидит стрела Любви жестокой.

L'ALLEGRO. IL PENSEROSO[602]

Перевод с английского.

L'Allegro[603]

Прочь, Меланхолия! Исчезни,Дочь Цербера и тьмы! Вернись скорейНа Стикс, в страну тенейИ призраков, стенящих в адской бездне,Или ищи приютТам, где крылом ревнивым ночь ширяетИ черный ворон грает —В той Киммерии,[604] где нагие скалыНад степью одичалой,Как космы у тебя на лбу, встают.

Дай место здесь иной богине —Ясноокой Евфросине.[605]К нам, о Радость, как зовемМы на языке земном,Тебя, дочь Вакха и Венеры,Хоть не дать не можем верыИ таким певцам, что насУверяют, будто разВстретился весной с АвроройОзорной Зефир, которыйС ней возлег в траве густойМеж роз, обрызганных росой,И плод его свиданья с нею —Ты, кто из Граций всех милее!Принеси нам шутки с неба,И улыбки, как у Гебы,[606]Те улыбки, что таитЮность в ямочках ланит,Смех, целящий от кручиныИ стирающий морщины,Игры, плутни, пыл, задор,Непринужденный разговор.К нам стопою торопливой,Словно в пляске прихотливой,Порхни и приведи с высотСвободу, что в горах живет.Радость, чтя тебя, пребудуЯ с тобой всегда и всюду,Деля с толпою слуг твоихНевинные забавы их —Под утро жаворонку внемля,Когда, как сторож с башни, землюОн песней будит из-за туч,Пока не вспыхнет первый луч;Назло всем горестям, бросаяПриветливое «Здравствуй!» маю,Глядящему ко мне в окно,Что лозой оплетено;Слушая, как криком кочетМглу прогнать скорее хочетИ вывести своих подругСпешит из птичника на луг,Как лают псы в тиши рассветной,И вслед им голос рога медныйКатится от холма к холму,И эхом вторит лес ему;Иль гуляя одинокоМеж вязов в час, когда с востокаПо облакам грядет заряВ зареве из янтаря,И за плугом пахарь свищет,И пастух скликает, ищет,Гонит на пастьбу овец,И вострит косу косец,И оглашает склоны долаКоровницы напев веселый.

Все новые красоты взглядПовсеместно веселят:Синих гор нагие кручи,Где вкушают отдых тучи;Серых пустошей чреда,Где, пасясь, бредут стада;Луговин ковры цветные;Реки и ручьи лесные,И над зеленью дубровКромка башенных зубцов,Где, может быть, приют находитТа, кто с ума округу сводит.А вон над хижиною дым.Там Коридон и Тирсис с нимСидят за скромною едою,Что им Филлидой молодоюНа стол поставлена была.Она ж сама давно ушлаИ с Фестилидой[607] вяжет в полеТяжелые снопы, а колиХлеб для уборки не созрел,Хватает им и с сеном дел.

Но, видно, нынче воскресенье,Коль приглашает нас в селеньеКолокольный перезвон,Что звучит со всех сторон.Там пляшут под ребек[608] селянеВ тенистой роще на поляне,Там веселится стар и млад,А когда сверкнет закат,Всем добрый эль язык развяжет,И каждый что-нибудь расскажет.О Мэб[609] заводит речь одна:Мол, эта фея озорнаИ сласти по ночам ворует.Другой о домовых толкует —О Джеке с фонарем, о том,Как Гоблин[610] к ним забрался в дом,Взял кринку сливок и за этоТак много им зерна до светаУспел намолотить один,Что впору дюжине мужчин.Затем косматый гость наелся,У очага чуть-чуть погрелся,Шмыгнул за дверь и был таковЕще до первых петухов.Но вот пришел конец рассказам,И все ко сну отходят разом.Нас же в города влечет,Где, шумя, снует народ;Где лавры рыцарь и вельможаСтяжают и в дни мира тожеУмом или клинком своим,А дамы присуждают имЗа смелость щедрые награды —Обворожающие взгляды;Где факелом бог ГименейВ шафранной мантии своейНа свадьбах озаряет пляски,Застолье, представленья, маски —Картины, что себе поэтВ мечтах рисует с юных лет.Теперь в театр! Там Джонсон бурныйНадел ученые котурны[611]И сын фантазии ШекспирДивит сладчайшей песней мир.Там без забот, не знаясь с грустью,Лидийской музыкой упьюсь я;[612]И со стихом бессмертным сливЗмеею вьющийся мотив,То робкий, то безмерно страстный,Проникнет пенье в душу властно,И, вновь умиротворена,До дна исполнится онаГармониею прирожденной,От всех оков освобожденной;И дивным звукам вняв сквозь сон,Орфей в Элизии, где онСпит на цветах, вспоенных Летой,Сочтет, что можно песней этойОпять Плутона укротитьИ Эвридику возвратить.[613]

Радость, дай мне это счастье,И в твоей навек я власти.

Il Penseroso[614]

Прочь, Радости, химеры,Которые бездумьем рождены!Как мало вы нужныДуше, взалкавшей знания и веры!Царите в тех умах,Что предаются с пылом беззаботнымФантазиям, бессчетным,Как сны, ночной эскорт Морфея, илиЧастицы мелкой пыли,Танцующие в солнечных лучах.Богиня мне мила другая —Ты, Меланхолия благая,Чей лик нарочно зачернен,Затем что слишком светел онДля слабого людского взора;Но это чернота, которойЛишь умножалась прелесть той,Кому Мемнон[615] был брат родной,Иль царственной Кассиопеи,[616]Дерзнувшей дочерей НереяПрогневать похвальбой своей.К тому ж твой род стократ знатней:Родитель Весты светлокудрой,Тебя Сатурн с ней прижил мудрый[617] —Когда над миром он царил,Такой союз за грех не слыл.Не ведая, что свергнет с тронаЕго Юпитер беззаконно,Бог проводил нередко дниНа Иде[618] с ней в лесной тени.Отшельница, ты вся — терпенье,Раздумье, самоотреченье!Надень наряд, чей черен цвет,И пускай тебе воследСтруится он волною темной,Окутай столой[619] плечи скромноИ низойди ко мне, но так,Чтоб был величествен твой шагИ, зеркало души крылатой,Был холодней, чем мрамор статуй,Твой лик нездешний до тех пор,Пока вперенный в небо взорСама и нежно и суровоК земле не обратишь ты снова.Веди сюда Покой, и Мир,И Пост, которого на пир,Равно как муз, в свои чертогиОт века приглашают боги.Пускай с тобой придут Досуг,Садов трудолюбивый друг,И златокрылый тот возницаОгнеколесой колесницы,Тот херувим,[620] кого наш родВысоким Помыслом зовет.И пусть вокруг все стихнет разомИ ждет, чтоб Цинтиею[621] к вязам,Глядящимся в окно мое,Привязан был дракон ееИ звонкой трелью ФиломелаЧело разгладить мгле сумела.О птица, как чарует насТвой сладкий, твой печальный глас!Твоим напевом упиваясь,Я часто по лесам скитаюсь;Когда ж ты петь кончаешь нам,Брожу по скошенным лугамОдиноко и безмолвноИ гляжу, как месяц полныйПлывет в бескрайных небесах,То исчезая в облаках,То вновь из толщи их волнистойЯвляя лик свой серебристый.С холма я слышу звон — сигнал,Что час тушить огни настал,И стучит прибой о взморье,Этим звукам мрачно вторя.В ненастье же и в холодаСкрываюсь я в глуши всегда,Где гасят свет, едва стемнеет,И видно лишь, как уголь тлеетВ очагах у бедняков,И слышны лишь песнь сверчков[622]Да окрик сторожа ночного,Смолкающего тут же снова.Порой сижу у ночникаВ старинной башне я, покаГорит Медведица Большая,И дух Платона возвращаюВ наш мир с заоблачных высот,Где он с бессмертными живет,Иль тщусь, идя за Трисмегистом[623]Путем познания тернистым,Заставить слушаться меняТех демонов воды, огня,[624]Земли и воздуха, чья силаСтихии движет и светила.Порой Трагедия в слезахМне повествует о делахДетей Пелопса,[625] и о Фивах,[626]И о троянках несчастливых,И о событьях поновей,Хоть редко здесь дивлюсь я ей.Ты, Меланхолия, всесильна!Прервать ты можешь сон могильныйМусея[627] в роще иль велетьДуше Орфея так запеть,[628]Чтоб отпустил Плутон железныйЕго с женой из адской бездны.Своди ж меня в полночный часС тем, кто оставил нам рассказ,Не дописав его, однако,[629]Про Камбускана и Канаку,Про Альгарсифа, Камбало,Чудесное кольцо, стеклоИ скакуна из меди звонкой,Иль с тем, кто выспренно и тонкоВоспел турниры, шум дубрав,[630]Волшбу и фей, словам придавСмысл больший, нежели обычный,Для слуха нашего привычный.Вот так всю ночь при свете фонаряЯ жду, пока придет заря,Но не в порфире, как бывалоВо дни охотника Кефала,[631]А спрятав лик под клобукомИз черных туч, коль вихрь кругомНеистовствует, злобно воя,Иль под вуалью дождевою,Если ветер замолчалИ ливень в окна застучал.А если солнце светит ныне,Ты уведешь меня, богиня,В леса, где тишину топорНе смел нарушить до сих пор,Где в полусумраке сильваныПо чаще бродят невозбранно,Где сосны и дубы приютДриадам, как и встарь, дают.Там, на траве, росой омытой,От зноя и от взоров скрытый,У говорливого ручьяРаскинусь утомленно я,Внимая плеску волн и гудуХлопотливых пчел, покудаНе забудусь в легком снеИ не слетит с небес ко мнеЧреда таинственных видений,Бесплотных и немых, как тени,И ласковые крылья ихНе коснутся век моих.Когда ж я вновь глаза открою,Пусть музыкою неземноюВсю местность огласит вокругДух леса, смертных добрый друг.Затем направлюсь непременноЯ в древний монастырь, где стеныО своды прочно оперлисьПод кровлей, устремленной ввысь,И через витражи цветныеЕдва сквозят лучи дневные.И пусть там громовой орган,Сливаясь с хором прихожанВ благоговейном песнопенье,Меня исполнит восхищеньяИ небеса очам моимОтверзнет рокотом своим.И пусть, когда промчатся годы,Я возвращусь под эти своды,Во власяницу облачусь,В замшенной келье поселюсь,Вникая в свойства нам известныхЦелебных трав и тел небесных,И в старости сложу, даст бог,Хоть несколько высоких строк…Коль ждет меня судьба такая,Твой, Меланхолия, слуга я.

Сонет к соловью