Djonny - Сказки темного леса Страница 54

— Вставай, Джонни, — позвал он. — Есть идея!

С этими словами он подошел к сумке, которую оставил Дан, и расстегнул молнию. Распахнув края сумки пошире, Барин принялся туда ссать.

— Чего ждешь? — обернувшись через плечо, спросил он у меня. — Помогай!

— Зачем?! — удивился я, однако спорить не стал.

Вдвоем мы обоссали всё так, что в сумке сухого места не осталось. После этого Барин подобрал какой-то сучок, брезгливо подцепил им молнию на сумке и застегнул. Весьма довольные сделанным, мы вернулись к костру.

— Слушайте теперь сюда! — объявил Барин. — Если отпиздим этого кретина, то у нас будут проблемы. Скажут, что мы ни за что его отпиздили. А теперь есть очень хороший повод. Барин сделал руками жест — дескать, пригнитесь поближе — и зашептал:

— Сейчас он увидит, что мы не идем, и вернётся. Тут я у него спрошу — Дан, а нет ли у тебя туалетной бумаги? Если скажет, что нет, то ты, Крейзи, попроси у него какой-нибудь еды. А если он и еды не даст, то Тень пусть требует у него авторучку для строительного чертежа. Он полезет в сумку, увидит, что внутри все обоссано, и начнет нам предъявлять. Скажет: «Суки, да вы мне в сумку нассали!»

— Тут ему и пиздец! — врубился я. — Мы его хуярим, а потом, чуть что…

— Заявляем, что он принес нам обоссаную сумку, да еще и в бычку полез! Никто при таких раскладах за него не впишется — а мы уйдем в железобетонный отказняк. Типа — мы не ебнутые, чтобы ссать ему в сумку! На хуй нам проблемы, чё вы нам тут предъявляете? На том и порешили. Но плану Кузьмича исполниться не было суждено. Минуло десять минут, потом полчаса, и только на исходе часа какой-то парнишка прибежал с «мастерской» на нашу стоянку и закричал:

— Дан себе по голове топором попал! У него сотрясение мозга и сетчатка на глазах отслоилась!

— Очень хорош… — начал было Тень, но сразу же поправился. — Вернее, как это вышло?

— Он говорит, что замахнулся топором и случайно попал себе обухом по лбу, — скороговоркой выпалил парнишка. — Так что вы его не ждите… Где его сумка?

— Вон стоит, — показал Крейзи. — Отнесешь ему, ладно?

— Так я за ней и пришел! — ответил парнишка, поднял сумку и убежал.

Когда он ушел, мы поставили следственный эксперимент. Заставили Злую Голову взять топор и проиллюстрировать: как же это Дан попал себе обухом по голове? Но ничего вразумительного у Никки не вышло. Так что мы пришли вот к какому выводу — по некоторым вопросам Дан даже больший долбоеб, нежели Злая Голова. Проведя полевое совещание, мы признали Дана годным и зачислили его в Список Неуподоблюсь под именем «Дан Московский».

Дан был не единственный, кто не умел обращаться с топором. Вечером того же дня Брайн, больше всех суетившийся насчет постройки моста через реку, едва не отрубил себе ногу. Он звал и нас строить этот мост (чтобы на наш берег смог переехать запорожец московского Углука), кивая на несданные Ленскому взносы. Но работать на постройке моста нам не велела традиция. Мы не платили на играх ни разу и никогда не работали, а уж если брались — то больше всего об этом потом жалели недалекие работодатели. По всему выходит, что мы были правы — Брайн и взносы заплатил, и работал, а едва не остался за своё глупое усердие без ноги. Во время постройки моста случилось и еще кое-что.

Москвич Отче Федор вздумал проводить подводные работы на дне реки — заколачивать кувалдой крепеж для деревянных свай. Для этого он присоединил к противогазу резиновый шланг и полез в воду. Конец шланга Отче Федор оставил плавать на поверхности воды, поддерживаемый несколькими пустыми баллонами из-под лимонада. Чтобы туда не затекла случайная влага, Отче Федор надставил шланг обрезанной пластиковой бутылкой наподобие воронки. Это-то его и подвело.

Наблюдавший за стройкой Дурман увидал, как эта воронка соблазнительно покачивается возле берега — и вылил в неё целый котел воды. Несколько секунд все было спокойно, а затем на поверхности появились стремительно расходящиеся круги. Это бесновался под водой Отче Федор, неожиданно вдохнувший вместо живительного воздуха полную грудь мутно-желтой речной жижи.

На следующий утро мы с Кузьмичом спровоцировали бунт Злой Головы. Присев напротив него у костра, мы принялись вести вот какие разговоры.

— Не дохуя тебя Крейзи уважает, если все время гоняет то за дровами, то за водой, — начал я, пристально глядя на Никки.

— Да уж, — поддержал меня Барин. — Он вообще охуел. Но ты, видно, таким обращением доволен? Или все же нет?

Голова слушал нас с растущей заинтересованностью, так как тема перекликалась с его самыми затаенными мечтами. На таких, как Голова, подобные слова действуют подобно потокам воздуха, проникающим в сморщенный мешок. Вот мы с Кузьмичом и принялись «надувать» Голову, увеличивая постепенно его самомнение и решимость.

— А не так-то он силен, это Крейзи, — высказался я. — Вполне можно было бы послать его на хуй!

— Точно! — тут же подхватил Барин. — Как только он откроет рот, так прямо ему и сказать: «Иди-ка ты на хуй! Сам cходи себе за водой!»

— А уж мы бы тебя защитили от него, если что! — добавил я. — Дали бы ему пизды! Мы продолжали в таком духе до тех пор, пока не проснулся Крейзи. Он вышел к костру, уселся напротив Никки и как бы невзначай обронил:

— Голова, а Голова? Где вода-то?

Никки секунду смотрел на него, а потом на его прыщавом лице появилось выражение отчаянной решимости. Вот, казалось ему, наступил момент истины, возможность стряхнуть многолетнее иго и наконец-то почувствовать себя наравне с остальными! Не бегать спросонья за водой, а лежать на удобном «диване» в ожидании утреннего чая. Не таскать неподъемные рюкзаки, а прогуливаться налегке, попыхивая длинным косяком. Голова собрался с силами, встал и сказал как мог более веско:

— Какая я тебе Голова? Пошел ты на хуй, сам иди за водой!

Мы с Кузьмичом настаивали, чтобы Голова добавил к этому «пидарас», но это было слишком, на это Никки уже не отважился. Но и так получилось ничего. Крейзи некоторое время сидел молча, не в силах поверить собственным ушам, а Голова принял это временное затишье за полный успех. Победно оглянувшись на нас, он крикнул, глядя прямо Крейзи в глаза:

— Да, да, Крейзи — пошел ты на хуй!

Тут Крейзи встал, выхватил из костра полутораметровую головню, рдеющую на конце подобно багровому протуберанцу, и направил пылающий конец прямо Голове в лицо. Никки, силясь спастись от соприкосновения с пылающими углями, бросился назад, но споткнулся и упал на спину. Он полз на лопатках, а Крейзи шел рядом, приставив головню ему к подбородку.

— Джонни, Джонни! — заверещал Никки испуганно, не в силах повернуть голову и лишь кося в мою сторону выпученным от ужаса глазом.

Но так как я сидел с самым счастливым лицом, то Голова принялся взывать к Барину, ища обещанного спасения у него:

— Барин, Барин!

Но поскольку и Барин лежал в покатуху и не торопился его спасать, то Голова прибег к последнему средству.

— Крейзи, Крейзи! — истошно завопил он. — Крейзи, Крейзи-и-и!

Так был подавлен бунт Злой Головы, и снова установился привычный распорядок: мы нежились на «диванах» и курили длинные косяки, а Голова суетил с водой и с дровами. Свет летнего солнца падал сквозь еловые кроны веселыми бликами, погода стояла чудесная, и нам захотелось немного размяться. Мы взяли специально заготовленные колья и только принялись друг друга молотить, как вдруг нас прервал чей-то мягкий и как будто обволакивающий голосок:

— Что же это вы все деретесь, а реверса не делаете?

Мы обернулись и застыли, потрясенные увиденным. Прямо на нашу поляну вышел худощавый тип средних лет, горбоносый и кучерявый. Он был одет в помпезные и странные одежды, но больше всего нас поразило, что он ярко напомадил себе губы и подвел глаза. На уши он налепил кусочки пластыря, таким образом несколько их удлинив.

— Кто ты такой? — резко спросил Барин. — Какого хуя тебе здесь надо?

— Меня зовут Маккавити, — представился нам раскрашенный незнакомец. — А на этой игре я буду эльф Фиалхаст.

— Да какой ты эльф? — возмутился Крейзи. — Если ты эльф, тогда мы кто?

— Шел бы ты отсюда, — предложил Барин. — Иди, в другом месте поищи, кто тебе реверс сделает!

— Нет, — улыбнулся Маккавити. — Вы неправильно поняли, реверс — это удар торцом на возврате, сейчас я вам его покажу…

— Ну-ка на хуй! — возразил Барин. — Без тебя обойдемся! Не надо нам твоих «ударов торцом», ни «реверса» твоего, ни тебя самого!

На том и распрощались, но этот случай плотно засел у нас в памяти. Долго еще слово «реверс» вызывало негативные ассоциации, воскрешая в памяти напомаженные губы и подведенные глаза. С тех пор выражения «реверс» и «удар торцом» превратились в нашем понимании в ругательные и стали обозначать, благодаря встрече с Маккавити, гомосексуальный половой акт.