Андрей Ренсков - Дети Барса. Туман над башнями (СИ) Страница 24

— Ну почему вы все зовёте меня повелителем? — устало спросил Андроник. — Я никогда не стану королём.

— Можно подумать, у тебя есть выбор, — промурлыкала Анат из-под горы подушек. — Глупый, глупый принц…

Кормчий спал и видел сон — как всегда, один и тот же.

Ему снилось, что он тонет, недалеко от берега. Стоит собрать остаток сил, сделать несколько гребков, и волны сами вынесут на покрытые пеной камни. Но намокшая одежда неумолимо тянет вниз. Море, играясь, относит всё дальше от спасительной полоски прибоя. Тёплая вода заливает открытые глаза и соль, растворённая в ней, начинает немилосердно жечь их. Потом вода заполняет рот, раскрытый в желании последнего глотка. Тело начинает медленно погружаться…

В этом месте Кормчий всегда просыпался. Вцепившись в стол, он некоторое время хрипел и дёргал головой, не понимая, где находится. Когда расплывающиеся пятна осели на стены каюты, превратившись в резные украшения и головы чучел, Магон выдохнул и откинулся на спинку кресла.

На море шла мелкая волна. Корабль еле заметно качало, и от этого просоленные доски постанывали. Змей, непонятно как проникший сквозь запертую дверь, дремал на столе, прямо на бумагах, смяв их, как было удобно.

— Пошёл, пошёл… — Пальцы, на одном из которых красовался огромный синий сапфир, слегка дёрнулись. Непуганый кот только дёрнул ухом. — И зачем я только тебя кормлю? Тебя давно следовало утопить.

Кошмар стремительно бледнел, выветривался из памяти, оставляя после себя головную боль и вкус соли во рту. Простонав, Магон потянулся за кувшином, который укладывающийся кот оттолкнул к самому краю стола. Он оказался неожиданно лёгким, но на пару добрых глотков хватило.

— Хорошо, — сказал Кормчий, прислушиваясь к себе. Сухость во рту исчезла, а голова стала пустой и звенящей. — Боги, как я ненавижу это море!

Кот фыркнул, не открывая глаз.

— Смешно тебе? — спросил у кота Магон. — Кормчий Гильдии ненавидит море, которое его кормит. И, правда, забавно. Но, скажу тебе, Змей, водить караваны по пустыне мне нравилось куда больше: в песке очень трудно утонуть. Однако, дело к полуночи, судя по луне. Ну, и где же гости?

В ту же секунду на верхней палубе склянки пробили полночь, как по заказу. Отрывистый звон немного повисел в воздухе и растаял. А внизу раздались торопливые шаги, затрещали доски, и чей-то гнусавый голос надрывно завопил:

— Эй, на лодке! Обозначьте себя огнями!

— Вот они, — сказал Кормчий. Разбуженный кот выгнул спину и перевернулся на другой бок, скидывая на пол долговые расписки. — Кто же там так орёт? Похоже на Хейгу: только он один умеет завывать дурнее тебя, Змей. Этот идиот сейчас весь Город перебудит.

— Эй, на лодке! Оглохли? Назовитесь!

Из темноты донёсся скрип уключин и прошелестело негромкое:

— Кресп, Хозяин Дома Зерна, торговый человек из Державы Лиумуи прибыл на встречу с Кормчим Торговой Гильдии Магоном Уль-Рибдом.

Тысячу лет не слышал своего нисибисского титула — подумал Кормчий, сжимая в ладонях гладкое дерево перил. Переварив услышанное, гнусавый снова завопил. Его голос показался Магону зазубренным ножом, входящим в ухо:

— Меня никто не предупреждал о встрече! Какая ещё встреча в полночь? Арбалетчики, приготовиться! Целься!

— Отставить, — раздался из темноты под ногами другой голос, негромкий, но уверенный. Именно таким и был Ронд, незаменимый помощник в тайных делах: очень спокойным, совсем не впечатлительным.

— Хейга, это же лиумуйцы. У них всё не как у людей. Днём они спят, а дела делают ночью.

Но заставить гнусавого сдаться оказалось нелегко.

— Охрана подчиняется мне, Ронд, а твоё дело чесать языком! Эй, на лодке! Приказываю обозначить себя огнями, живо! Залп на счёт три, парни! Раз!

— Заткнись, Хейга, иначе утоплю! — рявкнул перегнувшийся через перила Магон. — У меня от твоего голоса сейчас голова лопнет, сабатийское отродье!

Рассеянный лунный свет не мог осветить всех подробностей. Отчётливо были заметны лишь очертания фальшборта и концы канатов, взмывающих в небо. Потайная палуба, скрытая со всех сторон деревянными надстройками, была полна сдавленного пыхтения, шорохов и чёрных шевелящихся пятен.

— Кормчий? — растерянно спросило одно из пятен. — Прошу прощения. Меня не поставили в известность…

— Я назначаю встречи, когда пожелаю. Не твоего ума это дело. Ронд, разжечь факелы и встретить гостей как полагается.

Когда факелы разгорелись, Магон увидел лодку: большое чёрное пятно, намного темнее окружающей воды. Через минуту она мягко ткнулась в борт, отчего корабль едва заметно вздрогнул. В темноте заскрипели канаты: охранники, подгоняемые негромкими проклятьями Хейги, опускали раскладной трап.

— Началось, — сказал себе Магон. Ночной ветер шевелил его волосы, ласково гладил по щеке и уговаривал: не бойся, полночь предназначена не для страха. Это время, когда для умных людей открываются большие возможности.

— Что ж, никто и не говорил о страхе, — прошептал он, спускаясь по узкой винтовой лестнице на ощупь. В темноте Кормчий был слеп, как крот. Это был один из тщательно оберегаемых секретов, о котором, впрочем, знали все, кто желал. — Но хоть что-то я должен чувствовать? Азарт, предвкушение… Ничего такого нет, будто мне всё равно. К Рогатому циртийское вино, надо снова переходить на нисибисское. Оно куда веселее…

Лиумуец стоял вполоборота к попятившимся охранникам. Выглядел торговец из загадочных западных земель обыкновенно для этого народа: был с ног до головы закутан в фиолетовую складчатую ткань и неподвижен, словно медуза, застывшая возле уходящего на глубину рифа. Рядом копошился лодочник, по пустынному обычаю закрывший лицо краем чёрного платка. Ещё и переводчик, наверное. Лиумуйцы не затрудняют себя изучением языков и не прощают обмана.

— Добро пожаловать на борт, — Магон широко раскрыл руки, и его качнуло: слишком много вина, слишком много поворотов на узкой лестнице. — Мой корабль не зря носит имя "Тишина". Это самое безопасное место на свете.

Лиумуец не пошевелился. И почему ведущие с ними дела считают обитателей Западной Империи непредсказуемыми и загадочными? На самом деле, предугадать их действия проще простого: чаще всего никаких действий просто нет. Скорее уж удивил пустынник, столь умело обернувшийся с причальным канатом и вёслами. Неплохо для человека, родившегося в песках.

Магон ожидал перевода, как обычно, корявого и неумелого: мало кто владел лиумуйским на приличном уровне. О том, что Кормчий относился как раз к этому меньшинству, знало всего двое: он сам и Змей, белый кот. Этот секрет был настоящим и скрывался не в пример тщательнее.