Письмо, с которого все началось - Елена Александровна Ковалевская Страница 4

Меж тем паренек постучал в дверь, заглянул в помещение, засунул голову, коротко, но неразборчиво о чем-то доложил, и лишь потом сделал приглашающий жест рукой. Я зашла и, опустившись на одно колено, поцеловала епископу руку, на которой красовался перстень с крупным аметистом. Затем, пружинисто поднявшись, вновь вернулась к двери и, встав перед выходом, стала потихоньку оглядывать помещение.

Кабинет епископа был роскошен. Вот тебе и обет бедности!... Стены отделаны лиловой парчой и панелями из мелкоузорчатой темной березы, потолок опирался на резные дубовые балки, тяжелая мебель украшена позолотой, а пол устлан мягким баразским ковром.

Его преосвященство обошел стол и, усевшись в свое кресло, указал мне на табурет, стоящий посреди комнаты.

- Садись, дочь моя. Разговор будет длинным.

Я осторожно примостилась на самом краешке. Это в обители у настоятельницы я могла позволить усесться свободнее, да и то не всегда.

- Трудный ли был путь? Дороги нынче не спокойны.

Отвечать стала так же степенно и размерено:

- Благодарю, ваше преосвященство, - склонила я голову. - Путь был легкий, препятствий на дорогах никто не чинил. Чего нельзя сказать о самих дорогах. В графстве Воринкшир и под Рябиничами они совсем отсутствуют, так что поспешать пришлось медленно.

- Поспешать медленно следует во всех случаях. Спешка, невоздержанность и необузданный нрав приводят нас на дорогу, которая стелется прямиком в Пекло! - епископ изрекал очевидные богословские истины с таким видом, словно они только что стали для него очередным откровением Господа. - А ты, дочь моя, как я знаю, сегодня была очень воздержана в еде. С чего бы?

Вот мы и добрались до первого поворота. Эк его исподволь тянет разговаривать!

- Пост ведь, ваше преосвященство, грех вкушать скоромную пищу, - со всевозможным благочестием постаралась ответить ему. А то он и сам не знает что грешно, а что нет?! Не зря я все-таки от кашки отказалась. Не зря...

- Пост ведь не строгий, не обязательный. Он только для отшельников и святых духом, - коротко заметил его преосвященство.

В кабинете воцарилась оглушительная тишина. Я опасалась даже вздохнуть, подыскивая ответ. Вот это называется - перемудрила сама себя!..

- Все мы грешны на этой земле, ваше преосвященство, и стремится не преумножать грехи - наш долг перед лицом Господа и Матерью-Церковью, - попыталась выкрутиться.

Епископ посмотрел на меня со значением, словно моя самая распоследняя мыслишка ему была известна, будто бы он видел меня насквозь. Но что он там мог разглядеть?! Что?! Да я сама не знаю, почему эту бесовскую кашу жрать не стала! Не стала и все тут!

- Дочь моя, - тем временем погрозил он мне сухоньким пальчиком (я такие пальчики по десятку за раз ломаю), - в тебе говорит уже другой грех, гордыня.

Не сдержавшись, я изумленно уставилась на него. О чем это он?

- Не возгордилась? Ну и хорошо.

Епископ читал каждую эмоцию на моем лице. Я всегда была воином, а не проповедником. Закулисные интрижки никогда не были моим коньком. Хотя не буду утверждать, что ничего в них не смыслила, иногда очень даже, особенно если от этого зависела моя жизнь.

- Как поживает сестра Бернадетта? Как дела у настоятельницы? - продолжил расспросы его преосвященство.

Уй, какие мы любопытные!

Битых два часа расспрашивал или точнее допрашивал меня епископ Констанс. Хотелось отделаться ничего незначащими ответами, и хотя я изворачивалась, как могла, но боюсь, все же рассказала ему больше, чем следовало. Ну, как я могла сказать, что это не его ума дело! Уж лучше сражаться с двумя десятками идолопоклонников-нуриватов, чем отвечать на его простые, на первый взгляд, вопросы.

После того, как он дважды предложил мне вина, я все поняла и мысленно погладила себя по голове. Видимо в еде было что-то из трав намешано, что должно было развязать мне язык. Но зачем? Неужели разворачивается новая борьба за власть в высших церковных пределах, где даже не последние бойцы вроде меня - лишь разменные пешки? Полная картина, конечно же, известна только верхам. Но зачем нас-то сюда вовлекать? Боевой женский орден никогда не участвовал в сварах среди мужских, мы единственные занимаем свою нишу вот уже пару сотен лет и ничего при этом не меняется. Господь всемогущий, что-то назревает. Что-то затевается...

Под конец беседы я украдкой попробовала старательно навяливаемый мне напиток, вино было неимоверно сладким и одновременно терпким, что отбивало все послевкусие, и оставляло во рту вяжущий ком. Именно в такие, да еще в несусветную кислятину подмешивали всякую гадость. Я так и не поняла, что же именно туда добавили, но некоторые компоненты узнала. Пара глотков и я бы выболтала все свои самые сберегаемые тайны, даже если бы мне не задавали вопросов.

Из кабинета его преосвященства я выбралась на деревянных ногах и с чугунной головой, и тут же наткнулась на моего провожатого.

Интересно, он здесь все время стоял или как? Хотя нет, не похоже, вон как дышит. Значит, его позвали. Ай да епископ - старый хитрый лис! Н-да, по ордену побродить не удастся... А как бы было удобно - 'я неместная, заблудилась, а что это вы здесь делаете?'. Как жалко, что не получиться! С меня ведь тоже спрашивать будут, чего, мол, видела, что узнала. Шпионить за собратьями по Вере среди церковников самое разлюбезное дело!

- Ну и куда теперь? - поинтересовалась я у послушника.

Он удивленно захлопал глазами глазами и растеряно выдавил:

- А разве вы не хотите отдохнуть у себя в келье с дороги? Разве у вас глаза не слипаются?

Та-ак! А это еще что за новости?!

- А что, должны? - вопросом на вопрос ответила я.

Мальчишка отчаянно замотал головой из стороны в сторону.

Может прижать его? Да нет, опасно. Знать он ничего не знает, а вот рассказать об этом - расскажет.

- Вот что, дружок, проводи-ка меня на конюшню.

- Зачем? - подозрительно уточнил тот.

- Затем! Я хочу посмотреть