Белла Ахмадулина - Сборник стихов Страница 34

ПЕРЕВОДЫ

Николоз Бараташвили

Мерани

Мчится Конь — без дорог, отвергая дорогу любую.Вслед мне каркает ворон злоокий: живым я не буду.Мчись, Мерани, пока не паду я на землю сырую!С ветром бега смешай моих помыслов мрачную бурю!

Нет предела тебе! Лишь прыжка опрометчивость страстная —Над водою, горою, над бездною бедствия всякого.Мой летящий, лети, сократи мои муки и странствия.Не жалей, не щади твоего безрассудного всадника!

Пусть отчизну покину, лишу себя друга и сверстника,Не увижу родных и любимую, сладкоречивую, —Но и в небе чужбины звезда моей родины светится,Только ей я поведаю тайну страдания чистую!

Все, что в сердце осталось, — влеку я во мглу голубую,Все, что в разуме живо, — безумному бегу дарую!С ветром бега смешай моих помыслов мрачную бурю!Мчись, Мерами, пока не паду я на землю сырую!

Пусть не ведать мне ласки родного кладбища пустынного,Тени предков со мной не поделятся миром и славою!Черный ворон мне роет могилу средь поля постылого.И останки костей моих будут для вихря забавою.

Не сойдутся родные — простить мне грехи и провинности,Не заплачет любимая — крикнут голодные коршуны!Мчись, Мерани, вперед, за пределы судьбы меня вынеси,Не бывал я покорным и впредь не узнаю покорности!

Пусть отвергнутый всеми и проклятый всеми, умру я.Враг судьбы — презираю разящую силу слепую!Мчись, Мерани, пока не упал я на землю сырую!С ветром бега смешай моих помыслов мрачную бурю!

Не бесплодно стремленье души обреченной и раненой!Мой собрат небывалый продолжит прыжок мой над пропастью.Неспроста, о Мерани, не зря, не впустую. Мерани мой,Мы полет затевали, гнушаясь расчетом и робостью!

Мчится Конь — без дорог, отвергая дорогу любую.Вслед мне каркает ворон злоокий: живым я не буду.Мчись, Мерани, пока не паду я на землю сырую!С ветром бега смешай моих помыслов мрачную бурю!

Галактион Табидзе

Поэзия — прежде всего

О друзья, лишь поэзия прежде, чем вы,прежде времени, прежде меня самого,прежде первой любви, прежде первой травы,прежде первого снега и прежде всего.

Наши души белеют белее, чем снег.Занимается день у окна моего,и приходит поэзия прежде, чем свет,прежде Свети-Цховели и прежде всего.

Что же, город мой милый, на ласку ты скуп?Лишь последнего жду я венка твоего,и уже заклинанья срываются с губ:Жизнь, и Смерть, и Поэзия — прежде всего.

Галактион Табидзе

Тебе тринадцать лет

Тебе тринадцать лет. О старость этихдвух рук моих! О добрый мир земной,где детские уста всех арифметиктринадцать раз смеются надо мной!Я путаюсь в тринадцати решеньях —как весело! Как голова седа!Тринадцать пуль отлей мне, оружейник,н столько ж раз я погублю себя.О девочка, ребенок с детским жестом,привставшая над голубым мячом,как смело ты владеешь вечно женскими мудрым от рождения плечом.Я возведен — о точность построенья! —причудой несчастливого числав тринадцатую степень постаренья.О, как, шутник, твоя слеза чиста!

Галактион Табидзе

Персиковое дерево

Опять смеркается, и надо,пока не смерклось и светло,следить за увяданьем садасквозь запотевшее окно.

Давно ли, приминая гравий,я здесь бродил, и на виду,словно букет меж чистых граней,стояло дерево в цвету.

Как иноземная царевна,казало странные черты,и пахли горько и целебноим оброненные цветы.

Его плодов румяный сахаря собирал между ветвей.Оно смеялось — добрый знахарьтой детской радости моей.

И все затем, чтоб днем печальнымсмотреть немея, не дыша,как в легком выдохе прощальномвозносится его душа.

И — все охвачено верченьем,круженьем, и в глазах темно.Как будто в небе предвечернем,в саду моем красным-красно.

Сиротства огненный оттенокложится на лицо и грудь,обозначается на стенахв кирпич окрашенная грусть.

Я сам, как дерево седое,внутри оранжевой каймынад пламенем и над водоюстою в предчувствии зимы.

Галактион Табидзе

Мери

Венчалась Мери в ночь дождей,и в ночь дождей я проклял Мори.Не мог я отворить дверей,восставших между мной и ей,и я поцеловал те двери.

Я знал — там упадают ниц,колечком палец награждают.Послушай! Так кольцуют птиц!Рабынь так рабством утруждают!

Но я забыл твое лицо!Твой профиль нежный, твой дикарский,должно быть, темен, как крыльцоненастною порой декабрьской?

И ты, должно быть, на видутолпы заботливой и празднойпроносишь белую фату,как будто траур безобразный?

Не хорони меня! Я жив!Я счастлив! Я любим судьбою!Как запах приторен, как лживвсех роз твоих… Но бог с тобою.

Не ведал я, что говорю, —уже рукою обрученнойи головою обреченнойона склонилась к алтарю.

И не было на них суда —на две руки, летящих мимо…О, как я молод был тогда.Как стар теперь.Я шел средь дыма,

вкруг дома твоего плутал,во всякой сомневался вере.Сто лет прошло. И, как платан,стою теперь.Кто знает, Мери,

зачем мне показалось вдруг,что нищий я? — И в эту осенья обезумел — перстни с рукя поснимал и кинул оземь?

Зачем «Могильщика» я пел?Зачем средь луж огромных плавал?И холод бедственный терпел,и «Я и ночь» читал и плакал?

А дождик лил всю ночь и лилвсе утро, и во мгле опаснойвсе плакал я, как старый Лир,как бедный Лир, как Лир прекрасный.

Галактион Табидзе

Снег

Лишь бы жить, лишь бы пальцами трогать,лишь бы помнить, как подле мостаснег по-женски закидывал локоть,и была его кожа чиста.

Уважать драгоценную важностьснега, павшего в руки твои,и нести в себе зимнюю влажностьи такое терпенье любви.

Да уж поздно. О милая! Стынуи старею.О взлет наших лиц —в снегопаданье, в бархат, в пустыню,как в уют старомодных кулис.

Было ль это? Как чисто, как крупноснег летит… И, наверно, как встарь,с январем побрататься нетрудно.Но минуй меня, брат мой, январь.

Пролетание и прохожденье —твой урок я усвоил, зима.Уводящее в вечность движеньеомывает нас, сводит с ума.

Дорогая, с каким снегопадомя тебя отпустил в белизнув синем, синеньком, синеватомтом пальтишке — одну, о одну?

Твоего я не выследил следаи не выгадал выгоды нам —я следил расстилание снега,его склонность к лиловым тонам.

Как подумаю — радуг неровность,гром небесный, и звезды, и дым —о, какая нависла огромностьнад печальным сердечком твоим.

Но с тех пор, властью всех твоих качеств,снег целует и губит меня.О запинок, улыбок, чудачествснегопад среди белого дня!

Ты меня не утешишь свободой,и в великом терпенье любвивсею белой и синей природойты ложишься на плечи мои.

Как снежит… И стою я под снегомна мосту, между двух фонарей,как под плачем твоим, как под смехом,как под вечной заботой твоей.

Все играешь, метелишь, хлопочешь.Сжалься же, наконец, надо мной —как-нибудь, как угодно, как хочешь,только дай разминуться с зимой.

Галактион Табидзе