Борис Ручьев - Стихотворения и поэмы Страница 5

1932

Дополнение к анкете

...и заявлению

о вступлении в ряды ВЛКСМ

Когда зачитают анкету до края,я встану спокойно у всех на виду,ничем не хвалясь, ничего не скрывая,по-честному речь о себе поведу.Моя биография вписана просто —в листочек анкеты, в четыре угла,но я расскажу про такие вопросы,которых анкета учесть не могла.О годе рожденья вопрос чуть заметен,а он поднимает из сердца слова...Какое рожденье отметить в анкете,когда на веку их случается два...

Это было еще в тридцатом.Поутру, покинув вокзал,парнем серым и простоватымя впервые в артель попал.Взял старшой меня, не торгуясь(сам-то кругленький, будто еж),и в работу запряг такую,что не охнешь и не вздохнешь.

Знал я мало, умел немного.Если ж спросишь о чем таком,он тебе отвечает строго,будто по уху — матюком.Так трудился — неделю, месяц,может, с толком, а может, в брак,позабыл, как поются песни,научился курить табак.Но за месяц кассир угрюмыймне «два ста» рублей отсчитал...Понимаете, эта суммадля моих земляков — мечта!

...Только раз, после вьюжной смены,я на митинг вхожу в тепляк,вижу — наш-то старшой со сцены,как оратор, толкует так:мол, расценки, сказать по правде,обирают рабочий люд,дескать, здесь нам бумажки платят,а в Кузнецке и спирт дают.Мы, мол, тоже не прочь погретьсяда податься в Сибирь отсель,дескать, я говорю от сердца,за свою говорю артель...Тут и кончились разом прятки, —при народе светлейшим днем,целых пять земляков из Вяткимироеда признали в нем.В шуме, криках, вскипевших штормом,взявших оборотня в оборот,ярость бешено сжала горлои рванула меня вперед....Видел я только эту харю,оболгавшую всю артель.Может, я по ней не ударил,только помню, что бил, как в цель...

Об этом я вспомнил совсем не напрасно,я знаю, как ярость за сердце берет.А это ж — та самая ненависть класса,с которым дышу я и строю завод.Я знаю завод с котлована, с палатки,с чуть видимой дымки над каждой трубой,здесь каждый участок рабочей площадкисроднился с моей невеликой судьбой.За мною немало тореных дорожек,я волей не беден и силой богат,а в душу как гляну суровей и строже —не чую покоя и славе не рад.Живу как живется, пою без разбора,дружу с кем попало и бью невпопади даже к победам, горя от задора,иду, останавливаясь, наугад.Завод в котлованах — под бурями начат,в работе растет он железным, в борьбе...И это, пожалуй, всё то же и значит,что я говорю вам сейчас — о себе.Я верности вечной не выучен клясться,не скажешь словами, как сердце поет.Я вижу — вы юность железного класса,с которой отныне пойду я вперед.

1932

Стихи о первой родине

1

Целый брод обычнейшей волынки.Отпускная... Станция... И вновьбудет все готово без .запинки,до прощальных и обычных слов.Предпоследней отправной заботойпуть к вокзалу и далек, и сух.Все ребята будут на работе,попрощаться не с кем, недосуг.Поезд быстр, гремуч и непокорен,и когда заря хранит запал,город отступает за предгорья,чтобы через месяц выступать.Двое суток под вагонной крышей...И выплывет вовремя, наконец,теплое курганское затишье,трактовой запевки бубенец.Степь лежит ровна, как на тетрадке,по низовьям рыбная вода.И хорошим окончаньем трактасосны закачаются тогда.

Девки, погремитеканителью песен,старые знакомки,молодой ровняк,чтобы здесь звенело,грохало за лесом!Или позабылипрежнего меня?Парни приветствиеза руку отметят,протолкуют бережнодо вечерних рос,может, молча требуядолгом беседысамых первосортныхбелых папирос.Росница вечерняя,прозрачная порошасвежестью сливаетсяв улицы, и вотнаши запевкиневодом хорошимвечер и деревнювзяли в обход.

2

Зарей самобытен и вечен,хозяин бесед и огней —плывет замечательный вечерпо родине первой моей.На лицах отсвет его розов.В дому, где живет родня,проходит собранье колхозасо срочной повесткою дня.Раздумье пока колосится,осматриваюсь вокруг:родные и прежние лицазнакомых, друзей и подруг.В «речугах», словах «по вопросу»заботой, незримо тугой,встает напряженье покосаподсчетом копен и стогов.— Дела, — говорит председатель, —приходится круто решать,сенов еще много не взято,а тут поднапер урожай.Судили, рядили, решали,какой оборот приискать,и дума одна и большаяу каждого билась в висках.Сижу здесь не без почета,все кажется ново, свежо,но чувствую: в заводь заботыя тоже со всеми вошел.Пока этот узел здоровыйникто не сумел развязать,я тихо беру себе слово,чтоб многое рассказать.

Я свое словечко сказанул не просто —так, мол, и этак, и начистотурассказал историю заводского роста,знавшую немало суховеев, стуж.Как родятся первые корпуса завода,железобетонные от самой земли,как в работе брали мы высшие рекорды,крепкие атаки отчаянно вели.Так вот до полуночивсе и просидели,порешив назавтраштурмом бригадво что бы то ни сталодо конца неделискошенное сенозаметать в стога.

3

Не до смеха, не до запевок,бродит горечью суховей.Сено справа и сено слева,под рубашкой, на голове.Запеклись сухолистьем губы,пот соленый чернит загар,только копны идут на убыль,только песней растут стога.Только мускулы жмет работа,копны режем под корешок,только после любого взметавыдох падает — хо-ро-шо!Будто вновь напряженье стройки,небывалый атак напор,и бригада таких же стойкихпарней, крепких, как на подбор.И до сутеми горизонтакошениною, лугом, сплошьнаступаем хорошим фронтоммы — разночубая молодежь.Сходит вечер высшего сорта.В песнях, в сердце — крутой огонь,он и в сводке горит рекордом,записавшим тридцать стогов......Так работою загораясь,по рекордам равняя бег,ходят будни родного краяпо первопуткам больших побед.

4

Осень заплывает рваною погодою,отпуск незаметно прошел. Пора!Только покидаю первую родинулегче да лучше, чем в первый раз.Самое же главное, что начало пройдено.Расскажу товарищам лучшими из слов:по второй равняется первая родинана крутой дороге сегодняшних боев.А пока, ни капли в песне не тоскуя,выйдите, ребята, немного проводить.Все равно когда-нибудь снова потолкуемо делах прекрасных в нашем впереди.

1933

ДЕВУШКИ-ПОДРУЖКИ

цикл стихотворений 

1

Нету брода в синем море,на груди не переплыть,нету горя горше горя —гармониста любить.

Я ходила, я усталана работе заводской,сердце биться перестало,сердце требует покой.

До рассвета за стенойльется дождик проливной.Выйдешь в двери — схватит дрожь,полквартала не пройдешь.

А в тринадцатом квартале,через пять больших ворот,в громком доме, в светлом залеходит белый хоровод.

В белом круге без печалигармонист один сидит,он гармонику качаетна крутой своей груди.

Я надела платье белое,напудрила лицо,шубу зимнюю надела,тихо вышла на крыльцо.

Я иду — куда, не вижу,задыхаюсь, а иду,я гармошку ненавижу,насылаю ей беду:— Частый дождик, выбей стеклау любимого в дому,чтоб гармоника размокла —по веленью моему,

чтобы лак сошел навекии рассыпались лады...По проулкам льются реки,стынут ноги от воды.

А вошла я в зал едва,закружилась голова.Как зазвякали звоночки,как ударили басы,по минутке, по часочку,позабыла про часы,про заботу, про усталость,про размытые пути...Я до трех часов плясала,целовалась до пяти.

Ветер будит город свистом,не видать из туч зарю,на прощанье гармонистуоткровенно говорю:— Драгоценный мой орленок,песня — крылья всех орлов,пуще карточек дареныхи серебряных часов,пуще денег, пуще дома,пуще писем дорогих,пуще сердца молодоготы гармошку береги!..

2