Марта Шрейн - Эрика Страница 21

Начальник лагеря испугался: не слишком ли вольно разговаривает заключенный и предупредил:

— Ты, Гедеминов, говори да не заговаривайся. Не забывай, где ты и кто перед тобой стоит.

— Я же говорю о полезном для всех отдыхе, — оправдывался Александр, — Вот здесь есть театр. Но это в помещении. А можно устраивать и на улице театрализованные представления для гражданина высокого начальника, — кивнул головой в его сторону Александр. — Вот я, например, люблю лошадей. Умею хорошо драться любым холодным оружием. Я обучу этому делу человек восемь заключенных. И вот, как гладиаторы в древнем Риме давали представления, так и мы сможем. Например, четверо заключенных будут представлять красноармейцев, а четверо — белых офицеров. Я, естественно, буду генералом.

— Почему же генералом? — удивился высокий гость

— Так ведь я в возрасте генерала. Мне уже 33 года — так сказать, возраст Христа.

— Ну–ну, — опять прикрикнул на него начальник лагеря, — никакого Христа нет!

— Простите меня, я же не о вас, я о себе говорю, — остановил его Александр.

Высокий начальник сказал:

— Ну, продолжай, князь. Значит, вы, восемь конников, вооруженные до зубов, будете представление нам ставить, а мы на трибуне — ждать, когда вы нас порубите в капусту?

— Да нет же, нет. Куда нам из лагеря деться? Кругом вышки и пулеметы. Можете и на трибуне пулемет поставить. Это всего–навсего спектакль, для вашего и нашего развлечения. Ну, хотите, нас будет только двое?

— Ладно, интересно. Мы подумаем. А пока мерку сними. Мне сапоги сошьешь, а жене всякую модельную обувь. Посмотрим на твою работу, потом поговорим, — сказал «высокий» гость и махнул рукой куда–то назад. Тут же появился из–за спины солдат с большим свертком и вынул сапоги. — Вот с этих пошьешь мне. Только лучше.

Александр едва сдержал улыбку. Собственный пост начальнику казался таким высоким, что он не мог унизиться до того, чтобы разрешить снять мерку со своей начальственной ноги. «Что делает стремительный взлет холопа в начальники?» — подумал он.

— Ну, а с ноги вашей жены я мерку сниму. Ножки у женщин нежные. Не то обувь натирать будет. Она и два шага не пройдет, — сказал Александр, не глядя на жену начальника, и тут вспомнил, кто она, и был потрясен… Да что же это делается!? Это была Тата, княжна Невельская, его ровесница.

— Ну, хорошо, — встал гость со стула. — Вас обеспечат всем, чем надо. Составьте письменное заявление, а мы пока пройдем по территории лагеря. А ты, — он обратился к жене — снимай здесь мерки, опиши ему фасон, в общем, сама знаешь, — и уже охранникам: — Вы, двое, с ней останетесь.

Когда затих шум шагов, дама повернулась к охранникам:

— Здесь — это значит ждать снаружи.

Охрана испуганно выскочила за дверь. Жену начальника они боялись не меньше, чем его самого.

— Здравствуйте, князь, — тихо сказала Невельская.

— Здравствуйте, княжна, или как вас теперь… Здравствуйте, Натали.

Она, казалось, готова была броситься ему на шею:

— Князь Александр, — шепотом, со слезами на глазах сказала Натали, — какая ужасная судьба досталась вам!!

— Нет, я не жалуюсь. Это вам досталась ужасная судьба. Мне горько говорить об этом. Но как это произошло! Почему вы не уехали за границу?

— Мы лишились всего. Отец погиб. Мама дошла до того, что торговала петрушкой на рынке, потом заболела туберкулезом и умерла. Я, почти ребенок, оказалась беспризорницей. Вместе с другими, из наших, воровать пошла — поймали. Он меня освободил, а потом женился. А что было делать? Снова в тюрьму идти? Теперь вроде опять княжна, нет — княгиня. Жена крупного начальника, — говорила с сарказмом Невельская, пока Александр обмерял ей ножки.

— Какие мягкие у вас руки, — удивилась Натали и продолжала: — Впрочем, и он, и я, мы тоже боимся оказаться в лагере. Это может случиться в любое время. Надо следить за словами. Он, правда, больше матерных слов знает, чем цензурных. Только и это не поможет.

Александр вздохнул:

— Эталон человека вырабатывается столетиями. А превратить человека в навоз времени много не надо. Обувайтесь. Мы с вами подзадержались. Не то заподозрит ваш муж неладное.

— Что вы! Он себя мнит пупом земли и неотразимым красавцем. Впрочем, я не работаю и торчу у зеркала, где и наблюдаю приятное мне лицо — свое собственное. А на мужа лишний раз и не смотрю. Он и так на седьмом небе, что женат на княжне. Впрочем, женат он на мне третьим браком. Естественно, не венчаны. У него не может быть детей. Но он верит, что я ему рожу. Князь, я еще приду, и мы наговоримся. Скажу мужу, что буду у старого профессора лечиться от бесплодия. Ну, прощайте пока, — и с улыбкой добавила: — Действительно, князь Александр, у вас волшебные пальцы. вам бы хирургом быть. Вы что, вправду хотите на саблях сражаться? Не надо! Это опасно, — умоляюще посмотрела она на князя Александра.

Александр засмеялся и успокоил ее:

— Нет. Это не опасно. Я подберу людей. Мы в бычьи пузыри крови наберем из столовой и спрячем за пазуху. Одна имитация, специально для начальства. Мне так хочется проехаться на лошади и хоть на время забыть, что я в неволе. А территория лагеря — почти как территория Франции. Вы уж в этом деле мне помогите. У меня кровь кипит. Мне нужен конь и сабля. Тогда я хоть частично почувствую волю.

— Хорошо. Я все сделаю: и еды, и вина принесу в следующий раз. Но вы, князь, особо не рискуйте, чтобы вас нечаянно не покалечили. До свидания.

Запах ее духов еще долго волновал Александра. Он едва дождался вечера, пошел в театр и направился сразу в гримерную к маленькой балерине Сонечке. Он давно ловил на себе ее страстные взгляды.

— Зачем, зачем вы пришли?! — радостно–испуганно выговорила Сонечка.

Он поклонился подошел ближе и тихо сказал:

— Я немедленно оставлю вас, когда вы этого пожелаете, Соня. Прогоните меня или располагайте мной по вашему усмотрению.

Сонечка поднялась со стула и теперь стояла, опираясь левой рукой на спинку, прижимая правую руку к тревожно забившемуся сердцу, и сказала:

— Нет, не уходите! Нет, уходите! После спектакля. Да, после спектакля придете. Я ждала вас, но сейчас уходите. Я буду сегодня для вас танцевать.

Александр снова поклонился и вышел. Его охватило радостное волнение. Через полчаса Соня не танцевала, а летала. Партнер не успевал за ней. Александр любовался из зала искусством маленькой балерины и думал: «Ее–то за что арестовали? Но до чего привлекательна!» Он поймал себя на мысли, что снова увлекся. «Вот уж действительно нескладная моя судьба. В восемнадцать уже вроде вел семейный образ жизни, а в тридцать три, когда бы действительно надо завести семью, я в неволе и бегаю за каждой юбкой», — так думал князь, сидя в зале и наблюдая, как Сонечка летает по сцене.

* * *

Лагерное начальство подобрело к Александру Гедеминову и выполнило все его условия. Он понял — это старается для него Натали. Теперь днем он работал в мастерской, а вечерами объезжал лошадей. То в одном конце лагеря, то в другом видели его на вздыбленном коне, готовым опрокинуться, подмять под себя дерзкого всадника.

Соня ревновала его сначала к прошлым его подружкам, потом подозревала новых, гадая, какая из заключенных актрис могла его украсть у нее. Потому что князь Александр перестал бывать у нее. Когда же Соня увидела своего возлюбленного на бешеном жеребце, она бросилась к своему Сашеньке, желая ему излить свой восторг. Он едва успел отвернуть жеребца в сторону.

«Вот почему он не появляется в клубе!», — радостно подумала Соня, и у нее на сердце стало легко, ни к кому ревновать его не надо.

В мастерской Александр поставил точильный, фрезерный и токарный станки. А начальник лагеря про себя удивлялся: «Другие работают из–под палки, а этот сам на работу напрашивается. Вот и пойми людей. «Ваньку–встаньку» ростом с себя поставил в мастерской и лупит его кулаками, ногами, а то и ребром ладони, и не лень. «Встанька», набитый опилками и обтянутый дерматином, падает и резко отлетает в любую сторону, а князь то уклоняется, то нападает. Чудак. Ну да ладно. Ему эти чудачества можно простить, и к актрисам пусть ходит. Чего же ему без бабы быть, если уж пожизненный срок отбывать. Вот и начальнику Управления лагерями угодил, шашку изготовил, сапоги пошил на славу, жене его тоже… Однако она часто к нему приезжает. Жадность, что ли одолевает?» — думал начальник.

Между тем Натали Невельская действительно зачастила в мастерскую Александра. Всякий раз она привозила с собой хорошо упакованные пакеты с коньяком и продуктами. Они обедали, пили вино и разговаривали. Говорила в основном Натали, а Александр слушал, вдыхая дурманящий аромат ее духов. Натали его возбуждала. Она была замужем, и это удерживало его. Он старался подавить в себе чувство, которое просыпалось в нем.