Вячеслав Ворон - Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть Страница 16

– Не спешите, товарищ министр, это дело требует особой сноровки, неправильно разрежешь – и конец кактусу, не откроет все тайны, и не сможете повелевать миром.

– Что б ты понимал, салага, и кто тебе сказал, что я хочу повелевать, – возмутился Ёсиф.

– А у вас это на лице написано, бери, читай.

– На заборе тоже написано, только никто не берет. Кончай разглагольствовать, режь пеойту, – он протянул кинжал украинцу. Тот посмотрел на министра. Взял в руки кинжал, попробовал его на остроту, и медленным прикосновением к кактусу разрезал его вдоль прожилки пополам. Потом проделал такие же манипуляции с двумя половинками. На столе лежали четыре равные доли кактуса.

– Ну, что, селекционер, как скрещивать то будешь. Неужто кукурузу разрежешь и сложишь две половинки? – присвистнув, съехидничал Ёсиф.

– Раньше с кукурузой я так и поступал, и все получалось, там все-таки структура. Сердцевина, початок, и зернышки. А тут все наоборот, зернышки внутри, а початок и сердцевина снаружи. Не понимаю, как их скрестить.

– А вы возьмите съешьте четвертину, глядишь, и поймете, товарищ селекционер, – посоветовал портье. Он взял свой кактус и выел из него всю сердцевину вместе с зернами, потом налил в стакан «Боржо» и одним махом выпил содержимое. Стален сделал то же самое, что и украинец. Хвощов посмотрел на Сталена, потом на украинца, взял свою четвертину и с кислым выражением лица затолкал всю в рот. Лицо ботаника замерло в жалкой гримасе неудавшегося комика. Терпкий кактус сковал скулы, и зубы Никиты заскрипели.

– Выпей воды, Никишка, а то зубы сломаешь, – вывел его из ступора Стален.

Никита запил кактус водой, предложенной ему Ёсифом, и выдохнул с брызгами струю воздуха, больше походившую на отрыжку динозавра.

– Не ко всем заходит кактус, – нараспев рассмеялся украинец.

– Главное, чтобы у всех выходил кактус. И пока он внутри, чтобы колючки не выросли, – добавил Стален.

Все трое дружно рассмеялись. Смех с каждой минутой становился звонче и громче. Около получаса они смеялись. Затем комната, в которой они находились, стала принимать очертания «Титаника», последовательно появились палуба, корма, нос, четыре трубы, борта, и спасательные шлюпки за ними. На палубе играл скрипичный квартет. Четыре молодых и не очень человека слаженно выводили под качку «Шторм» Антонио Вивальди.

Стояла сухая теплая погода, небольшие облачка в такт Вивальди подпрыгивали на небосклоне. Солнце стояло в зените, временами прячась в прыгающих облачках. Это порождало невиданное доселе светопредставление. На палубе прыгали огромные солнечные зайцы, а морская вода принимала изумрудно-лиловые оттенки, перекликаясь с ослепительно белыми гребнями волн, отражающими ярко-желтый свет солнца. По всей длине палубы, от кормы до носа, прогуливались светские дамы в праздничных нарядах, с зонтиками от солнца. Кто-то с собачкой, кто-то с детьми и парой гувернанток, ктото со своим кавалером непременно под ручку, а кто-то и самостоятельно, без провожатых. Повсюду слышался веселый смех, детский плачь, команды капитана и боцмана и даже бой склянок. Вся троица осмотрелась, и осознала свое реальное присутствие на «Титанике». На мгновение Сталену показалось, что он увидел свою Надю, парящую в своем кружевном платье с рюшечками и воланами ему навстречу. Но это только показалось. Они прошлись по палубе, налево и направо раздавая приветствия, подошли к капитану, поинтересовались о пункте назначения и времени прибытия в обозначенное место и вместе спустились на нижнюю палубу. Это была роскошная часть «Титаника» и имела все атрибуты капиталистического шика. Винтовая лестница, ведущая вниз, была выполнена в стиле барокко из мореного дуба, добытого в болотах Центральной Сибири и отполированного до антрацитового блеска. Венчали сие произведение капиталистического труда две горгульи, на подобие тех, что обрамляют собор Парижской Богоматери, отлитые в бронзе и установленные по бокам перил. Пол был устлан дорогими персидскими коврами, сотканными по спецзаказу владельцев корабля. Орнамент их жил своей отдельной жизнью. Создавалось впечатление живого существа, с щупальцами, проникающими под пол, и наползающими на тебя, создавая замысловатые узоры, навевающие временами то страх и боязнь ступить дальше, а то и ласки, щекочущие пятки идущим по ним. По периметру всей палубы уютно расположились столики. У каждого был приставлен официант. Центр палубы довершала огромная люстра из стекла, подвешенная к потолку и усеянная тысячей ламп накаливания Вольфрама. Вся троица рванула к свободному столу и с удовольствием опустила свои пятые точки на стулья. Стоящий неподалеку официант учтиво осведомился о желаниях молодых людей и моментально удалился в сторону стойки бара. Через минуту он нес на подносе три бутылки «Боржо» и три чистых бокала работы Скварцовски. Бокалы переливались, словно они были сделаны из самых дорогих алмазов, преломляя свет от ламп Вольфрама, на стенах появлялись причудливые фигуры веселых человечков. Они плясали, выделывая всевозможные па. Это было настолько естественно и смешно, что все трое опять расхохотались. От их смеха вокруг зазвенели бокалы, некоторые из них от давления звука стали трескаться и разлетаться на мелкие кусочки, словно кто-то неведомый рассыпал по палубе бриллианты. Многие из присутствующих принялись их усердно собирать и, оглядываясь по сторонам, незаметно укладывать в кисеты. Особо юркие умудрялись даже карманы набить до отказа. От этого смех троицы только усиливался. Стален схватился за живот, т. к. спазмы скручивали его винтом. Он уже не мог смеяться, ему хотелось просто посидеть в тишине, но это никак не удавалось. Хвощов и украинец ржали от живота. Их по-прежнему смешила ситуация с пляшущими и ползающими человечками. Пытаясь остановить товарищей и смех, Ёсиф набрал в рот «Боржо» и что было силы выдул, распыляя ее, сжав губы и распушив усы. Однако, это еще больше раззадорило кактусников, отчего они еще пуще рассмеялись. И тогда Стален схватил бутыль, зажал ее сверху большим пальцем и встряхнул несколько раз. Газы распирали жидкость изнутри. Приоткрыл горлышко, и из бутыли на смеющихся, хлынул напор газообразной жидкости, наподобие пожарного брандспойта, попадая во всевозможные части лица и разбивая колючие капли об него. Первым заорал украинец:

– Хвати-и-и-т, Товарищ министр, что вы делаете, вы весь «Боржо» на нас истратили!

– В самом деле, Ёся, кончай дурака валять, что ты из себя диктатора строишь. Отдыхаем хорошо-о-о-о! – затянул Хвощов.

– Да сколКо можнА ржАть, у мене все болит, и челюсть и живот, вот! – заорал Стален.

Все трое оглянулись по сторонам. Титаник изчез так же внезапно, как и появился.

– Подожди, Ёсиф, что-то я не пойму, мы же все на «Титанике» были еще мгновение назад, а куда все подевалось? – в недоумении спросил Хвощов.

– А ты у этого афериста спроси, – Стален указал на украинца, – и какой я тебе Ёсиф, я – Ёсиф Виссарионович.

– Что, украинец, где «Титаник», я тебя спрашиваю, отвечай, – строго поинтересовался Стален. – И где то, что ты говорил о тайне. Где?

– Да я как-то и сам не пойму. Может, затонул наш «Титаник», и вообще, что это было. Что-то пошло не так с самого начала. Вроде разрезали правильно. Может, мало было, – украинец покосился на остаток кактуса, лежащий на столе.

– Затонул! Захлебнулся твой «Титаник» в бутыли «Боржо». Тайны ми-и-ира, ага, тайны вселенной надо было бороздить на кактусе жопой, – съязвил Ёсиф.

– Стойте! Я, кажется, понял! – завопил Хвощов. Он схватил початок кукурузы, рассек его пополам, взял со стола четвертину кактуса, ловким движением вывернул его наружу и быстро вложил в сердцевину кукурузы. По кукурузе пробежал электрический заряд, похожий на молнию, но в разы меньше. Он уложил свое изобретение в банку и закрыл крышкой. – Все, Ёсиф Виссарионыч, кукуруза-пеойта готова. Надо только теперь этот початок высадить в экспериментальной лаборатории в столице, и можно сеять урожай, – отрапортовал Хвощов.

– Ну, ты гений, не зря мне тебя Джежинский насоветовал, и как это ты к этому дошел?

– Вы когда стали нас из бутыли поливать, я подумал: а хорошо бы было взять эту бутыль и вывернуть наизнанку, вы бы тогда на воду давили, а она назад в бутыль изливалась. В этом и есть открытие, вы давите, вода не выливается, вам хорошо, и нам приятно. Все гениальное просто, товарищ Стален, – ответил Хвощов.

– Гений, точно, лысый гений, – определил Стален.

Украинец стоял и наблюдал за непонятным для себя разговором, пребывая в полном одиночестве. Угнетение сознания становилось все сильнее и сильнее. Пока он не уснул прямо на стуле. Повисла пауза. Стален погрузился в нирвану, мечтая о засеянных полях кукурузой-пейота. А Хвощов еще долго тараторил о своих научных изысканиях, временами запивая водой свой рассказ.

Надежда – лидер

Прошло полгода после первой встречи с Троцкиным. Надежда, Стален и Джежинский делали революцию. Почти ежедневно вся троица посещала подпольную организацию «КомИнтерна», изучала труды Маркса Энгельса и Адольфа Плюра. Надежда, имея образование и опыт работы в преподавании, естественным образом выбилась в лидеры и заняла главенствующее положение во всей подпольной организации. Троцкин постоянно выдумывал всевозможные схемы захвата власти, которые сводились к кровопролитию и террору, на что Пупская всегда категорически возражала. Она, как и все женщины того времени, считала, что революцию необходимо делать руками женщин. Суть ее доктрины заключалась в свержении власти с помощью женской ласки и добродетели. Начиная с низов и заканчивая верхами, каждая баба должна была попросту приструнить своего мужика и направить его агрессивную энергию на созидание светлого будущего.