Вячеслав Ворон - Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть Страница 21

Маленькая собачка, унюхав посторонний запах самца, исходящий от пятна портье, уловчилась и, символично приподняв ножку, пометила пятно. На одежде портье проявилась карта мира. Украинец посмотрел на собачку, на штаны и засмеялся, от всей души. Громко и по-детски естественно. Смех эхом пролетел по фойе. Собачка, испугавшись раскатистого шума, дернулась и выпрыгнула на пол из рук портье. Упав на четыре лапы, она с визгом бросилась в сторону выхода. Проскользнув в образовавшуюся из-за сквозняка щель в дверях, она выбежала на улицу и убежала в неизвестном направлении. Украинец, продолжая всхлипывать от остаточного смеха, вдруг ясно осознал нелепость ситуации и сложность ее разрешения. Тем временем дама выпорхнула из уборной и застыла в изумлении. Пятно на штанах юноши увеличилось в размерах и представляло собой вытянутую Японию, раскинувшуюся от груди до лодыжки. И, что самое важное, в руках портье она не наблюдала своего любимца.

– Мадам, прошу прощения, но ваша собака сбежала и, перед тем как сбежать, испортила мой камзол со штанами.

– К-к-как э-э-это с-с-сбежала, – заикаясь, возмутилась она. – Где мо-о-ой Пусик, г-г-где мой мальчик?

– Сбежал ваш пусик. Ваш мальчик, – сказал раздраженно украинец. – И вообще. Что за день-то такой.

Он сорвал с себя нагрудный знак с именем и со всего размаху бросил его в сторону рецепции, спешно снял фирменную одежду и, оказавшись в красных по колено трусах и черных лаковых туфлях бросился наутек вслед за собакой. Пробежав два квартала, бывший портье остановился и отдышался. Оглядевшись вокруг, украинец заметил, что находится на окраине города в американском гетто. Это было мрачное место даже днем. Преступность не щадила ни детей ни стариков. Последние продавали в квартале кактус и листья коки, дети же торговали более дешевыми продуктами, вроде пятновыводителя, клея и их производных. Переселение американцев совпало с началом Великой депрессии. Часть белого населения Северной Америки в поисках лучшей доли двинулась на юг континента и дальше – в Мексику. Но и там, не найдя должной работы, пополняла ряды криминала и безработных. Так образовался американский квартал, куда даже жандармы опасались входить, а местный шериф слыл главным бандюгой и рэкетиром района. Украинца пронзила молния осознания сущности положения. Он медленно развернулся на сто восемьдесят градусов и уперся взглядом в немногочисленную компанию парней, которые были одеты в свободного кроя брюки-трубы и майки-алкоголички. На жарком, палящем солнце накачанные бицепсы парней играли медным переливом южного загара, головы были выбриты налысо, а ноги босы.

– La niña bonita. Se perdió [13] , – грубо произнес один из банды.

– Cuando esa chica de belleza [14] , – добавил другой. Все дружно рассмеялись. В глазах украинца пробежал холодок.

– Ты кого тут назвал милашкой, скотина неотесанная, – сжимая кулаки, выпалил украинец на славянском. – Я тебя, сцуко, в порошок сотру. Мускулы его напряглись, на скулах заиграли желваки.

– Хлопцы та це ж наш хлопэць, я його не прыйзнав зараз, а ось слышу по-нашому балакае, бачу, точно наш, вин в «Ледорубе» працуе, – сказал худощавого телосложения третий.

– Тю, ля. А мы чуть було режики не дисталы, думали кромсать як сало придэться тэбэ, – сказал, тот, что начинал говорить первым.

– Фу-х, парни! Напугали вы меня, я подумал, шо вы американские ушлепки из рейнджеров, подумав, а шо мени робыты, коли я одын. А вас пьять. Так от ж, думаю, хай будэ, як будэ. Ну и попер на вас, – оправдался украинец.

– А чому ты в труселях красных, та башмаках атласных тут прохожуешься? – поинтересовался второй.

– Бросил я «Ледоруб» и одежду там бросил свою, оставил. Связался с двумя умалишенными из Советов, кактуса с ними нажрался, и покатилось все по наклонной, – ответил украинец.

– Знаем мы этих товарищей, наш-то шериф тоже из Советов будет, хотя он и скрывает это, но от нас ничего не утаишь. Только больно лютый он по характеру, чего не так – сразу в подвал, а оттуда, говорят, еще никто не выходил, – ответил худощавый на строго славянском наречии.

– Да, цэ так, тильки вин сам худющ, як хворобый, алэ злюка знатная, – сказал второй.

– А коли так, то айда к нам в банду, мы тэбэ скарб справим, та хату знайдэм, з дивчиной гарной, – продолжил первый.

Стален вернулся из мира грез и строго посмотрел на Хвощова. Тот продолжал без умолку распыляться в хвастовстве.

– Остановись, Хвощов. Я уже и так понял, что ты самый умный агроном. В молодости я встречался с агрономами Голландии, тоже великие селекционеры, но столько дифирамбов себе не пели. А ты остановиться не можешь. Хватит, баста. Ты мне вот что скажи, будет ли расти эта кактусовая кукуруза у нас в Стране Советов и принесет ли она нам пользу, не уплывем ли мы все на «Титанике» бороздить просторы неизведанного нами сознания? – задумчиво спросил Стален.

– Я полагаю, Ёсиф Виссарионыч, что навредит, мы не умеем контролировать наши эмоции и мысли, а куда это может приводить, не мне вам рассказывать, – ответил Хвощов.

– Вот и я думаю, что навредит, – Стален достал из ящика секретера трубку. Набил в нее табачку и закурил, откинувшись на кресле.

– Я думаю, товарищ Хвощов, что растить кактусовую кукурузу нужно. Но исключительно в малых дозах и сугубо для нужд правящей верхушки партии. Так что плыви-ка ты, Никишка, домой и будь здоров. Ты говорил, что Джежинский в Ё-бург подался. А чё ему там делать? – поинтересовался Стален.

– Я этого не говорил, я говорил, что он меня к вам отослал, для селекции.

– Да, странно, а откуда мне это известно, все это очень странно, я же четко помню: Джежинский – в Ё-бурге, я – в Мексике, Надя – в Столице. Ты – вот тут, со мной. Хмм. Да, о нашем посещении «Титаника» никому ни слова, иначе уедешь выращивать свою кукурузу на Северный полюс, при минус шестидесяти, я лично Чкалова попрошу совершить перелет из столицы на полюс. Осознал, Никишка? – пригрозил Стален. – Знаешь пословицу «Ленин не Никишка, он все видит»? – Тот закивал головой. – Так вот, Стален Никишку уже давно приметил.

– Я, Ёсиф Виссарионыч, как сейф, в меня положи, и я закрылся.

– Смотри, что б не взломали, сейф, – иронически подметил Стален. – Ладно, устал я, – очищая трубку от пепла, продолжил Ёсиф. – Поспать, не мешало бы. Ты когда на «Титаник»?

– Я только с него, Ёсиф Виссарионыч, – пошутил Хвощов и сразу ретировался: – Завтра и поплыву, чего мне засиживаться.

– Вот и верно, плыви, Никишка, и помни: Чкалов начеку. – Ёсиф встал, похрустел позвонками, расправляя плечи, дошел до спальни, обернулся к Хвощову, заговорщицки подмигнул ему и добавил: – Начеку, – и закрыл за собой дверь.

Хвощов почесал затылок, налил себе «Боржо» и жадно отпил. В его голове роились мысли, разрывая ее на мелкие кукурузинки. Ему срочно требовалось собрать их воедино, в початок. Он встал и нервно зашагал по комнате взад-вперед. Проделав путь длиною в милю и измерив всю комнату тысячей шагов, Хвощов устало опустился на стул и почти мгновенно задремал. Сказалась усталость. Сколько он продремал, Никита не знал, его разбудил громкий стук в дверь и непонятная возня за ней. Он резко встал, и в голове Хвощова завертелись потолок, стул, стол, двери, и он рухнул на пол. Кровь бурным потоком ворвалась в его сознание, которое он потерял. Однако стук был настолько сильным, что через секунду он пришел в себя, с трудом приподнялся, и, опираясь на стул, направился к двери. Отворив дверь, Хвощов увидел перед собой даму, бессвязно лопочущую себе под нос непонятную ересь и постоянно утирающую слезы.

– Мадам, прошу вас, успокойтесь и объясните мне наконец, в чем дело, – учтиво, со свойственной ему интеллигентной интонацией произнес Хвощов.

– Вы собачку не встречали здесь нигде? – продолжая всхлипывать, ответила барышня.

У Хвощова в памяти возникла палуба «Титаника» и дама, прогуливающаяся с собачкой. Несомненно, это была она, только без собачки. «Это судьба», – подумал Никита.

– Я знаю, где она, – утвердительно ответил он.

Женщина успокоилась и уставилась на Хвощова своими огромными глазами. Ее руки нервно трясли сумочку из крокодиловой кожи.

– Да вы не волнуйтесь, входите, выпейте воды, – отворяя шире дверь, продолжил Хвощов. Дама немедля прошла до стола, налила себе «Боржо» и отпила немного.

– Ну, и где она, вы сказали, что знаете, – нервно поинтересовалась она.

– Да она на «Титанике», я вас уверяю, я ее там видел, – заинтересованно произнес Никита.

– На каком еще «Титанике», пойдем те же скорее на ваш «Титаник», – страстно проговорила дама.

– Я думаю, что можно. – Хвощов быстро набросил льняной пиджак поверх косоворотки, схватил свой саквояж с кукурузой, взял даму за руку и вышел из номера, захлопнув за собой дверь. Стален продолжал спать.

Выйдя на улицу вместе с дамой, он остановил вояж, загрузил ее чемоданы и приказал вознице следовать в порт. Дама, не проронив ни слова, продолжала смотреть на Хвощова своими вопросительными глазами, покорно подчиняясь его действиям. По пути Хвощов хвастливо представился великим кормчим и разузнал имя потерпевшей. С ним в повозке на «Титаник» ехала бывшая жена отставного генерал-губернатора Тифлиса Роза Ивановна Люксембург-Пупская. Но так как она не назвала своей приставки Пупская, Никита и не догадался, что за птица залетела к нему в гавань и с кем ему предстоит провести ближайшие две недели. Они подъехали к порту, Никита прикупил в кассе билеты в Страну Советов на вечер и предложил Розе дождаться отправления «Титаника» на пляже, предварительно оставив багаж в камере хранения.

– Так вы утверждаете, что мой Пусик на «Титанике»? – поинтересовалась она.