Вячеслав Ворон - Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть Страница 27

– За что? – еле слышно спросил портье.

– А ты, сцуко, не догадываешься, я ж тебя и твоих подельников предупреждал, что гореть вам в аду, нет, вы не послушали. Решили Сталена одолеть. Да ты знаешь, кто я? – спросил Стален.

Тот закивал бестолковкой.

– Ну, коль знаешь, что ж ты лез, бестолочь? Читать надо периодики побольше. Там все написано обо всех. Кто какими странностями обладает. Этот ваш хозяин, допустим, – гипнозом. Он и вас загипнотизировал под себя, да так, что вы как послушные бараны ему подчинялись. И поплатился ты, братец, своей шкурой за то, что убоялся спасти меня от гибели верной.

– Я сам мог погибнуть, – простонал украинец.

– Да ты уже погиб, только пока еще не понял, – съехидничал Стален. – Ты лучше, пока жив, скажи, как цепь эту снять. А то держите меня, как кота ученого, на привязи.

– Не-е-езна-а-а-ю-ю, – угасая, прошипел украинец и уронил голову наземь. Дух его покинул.

– Сцуко, что же мне, на этой цепи вечность висеть? А-а-а-а-а-а-а-а-а, – заорал Стален, да так, что стены задрожали.

Крик его был похож на вой сирены, оповещающей тревогу. Троцкин напрягся, поставил калебасу на столик и привстал, вслушиваясь в крик. Ему показалось, что кричал Стален, но не мертвый, а живой. Он схватил с вешалки свою шляпу, трость и направился в сторону заброшенного элеватора.

Столица

Столица приветствовала прибывающий народ задорной музыкой, льющейся из привокзальных рупоров, и стойким запахом квашеной капусты. Всюду сновали беспризорники, то и дело подбегавшие к приезжим, и местный полицмейстер то и дело дул в свой засаленный манок, тем самым отгоняя оных от прибывших в столицу граждан. Жизнь кипела и представляла собой муравейник, где каждый знал, чего хотел, и шел к намеченной цели. Три бравых парня и две видные красавицы сошли на перрон, неся, перекинув через плечо, по мешку. Долговязый нес два. Нельзя сказать, что мешки с семенами были тяжелы, однако все пятеро заметно гнулись к земле, что привлекало достаточно внимания прохожих. Не упустил этого из виду и полицмейстер. И когда компания цветников поравнялась с ним, он зычно вскричал:

– А ну, стой!

Все, как по команде, встали словно вкопанные.

– Эт что ж за мешки вы привезли из-за кордону? Доложить, предоставить к осмотру, – поправляя усы, спросил он.

– А это, ваш благородие, семена тюльпанчиков. Мы мичуринцы-аспиранты, везем для опытов сорта разные, растить будем и скрещивать, – моментально ответил Троцкин.

– Тот, я смотрю, рожа мне твоя знакома, думаю, гдеить тя видел, – зачесал затылок жандарм. – Аспирант значить. Из Петровки стало быть.

– Из ее матушки. Она нам и хлеб насущный, и дом родной, – отвлекая гипнозом, произнес Троцкин. Но жандарм не смотрел на него, и его гипноз не действовал.

– А что, мил человек, преподает вам Мечников науки? – поинтересовался полицай.

– Илья Ильич? А как же, преподает, но он все по собакам, а мы по цветам, стало быть.

– Знавал я Илью Ильича. Тьфу, и не выговорить имени то, – выругался жандарм. – Я тут дежурил намедни, ночью, близ Петровки, глядь бежит пес, большой и рыжий, отсюда и заприметил. Бежит, а глаза так и норовят со страху вывалиться, я на глаза охоч, все по ним сказать могу, – не смотря на Троцкина, продолжил он. – Аж слюна за ним волочится. Я ему кричу «Стоять», а он хоть бы хны, все одно – бежит, и тут я увидел, что за ним бежит человек весь в черном и в руках у него лассо, ну веревка такая, знаешь, – Троцкин утвердительно кивнул головой. – Я ему «Стоять» говорю. А он возьми и накинь на меня это лассо. Пес, конечно, тот убежал. А этот подбежал ко мне и говорит, мол извини ваш благородие, впотьмах и не приметил. Ну распутал он свои путы. а я у него и спрашиваю. На кой тебе пес, да еще такой большой. А он мне: я, ваше благородие, профессор Илья Мечников, на псах опыты ставлю. Вот и бегаю по ночам бездомных вылавливаю. По ночам бегаю, а днем ставлю. Постояли мы с ним еще чуток, покурили махорочки и разошлись по сторонам. Вот я и думаю: все вы ученые того али токмо профессура?

Он повернулся в сторону Троцкина и взглянул ему в глаза. Лев тут же уловил бездумный взгляд жандарма и механически произнес:

– Оно тебе надо, вдаваться в подробности нашей и без того замудренной жизни, живи себе и сопи в две дырочки.

От такого жаргона, даже старый каторжник Стален опешил, но Лев продолжал:

– Иди вон лучше охраняй барыг, да торговок, а нас не тронь. И вообще, ты нас не видел, а мы тебя не знаем, Давай, до свидания!

После последних слов полицмейстер вставил свой манок в зубы и живо растворился среди снующего люду.

– Однако, ты, Лева, и оратор. Самого жандарма уговорил. Вот что значит выучка гимназиста-отличника, – похвалил его Джежинский.

– Да тут не все так просто, как кажется, – подметила Арманд. – Правда, Лева?

– Я не знаю, как это у меня получается, но все-таки получается. И я этим пользуюсь, – ответил Троцкин.

– Не трать зря силы, Лев. Побереги, они тебе еще понадобятся в борьбе за мир, – сказала Надежда.

– ФокуснЫк, а не ЛЭв. Я бы его быстро на шабер насадил и не стал бы с ним нюни разводЫт, про мичуринцев, – добавил Стален.

– Молчи, голытьба, тебе б только шабер свой куда пристроить, – осадила его Надя. – Ладно, идемте, у нас впереди большие свершения.

И они зашагали в сторону набережной реки Фонтан. Денек был погожий. Осеннее солнышко из последних сил пыталось согреть столицу и ее жителей теплом. Великолепная пятерка с легкостью преодолела расстояние от вокзала до дома тети Нади и, не без труда, затащила мешки с семенами к тете в квартиру, бесцеремонно сложив их в одной из комнат. Тети дома не было, но было заметно, что намедни в доме была вечеринка. Всюду были разбросаны цветы и части женского гардероба, и даже маленькая пудреница неуклюже расположилась возле ножки стула. Стоял запах табака и шампанского. Стол был не прибран. От сервировки оставались несколько бокалов, до половины наполненных вином, и тарелки со сладостями. Все указывало на богемный образ жизни ее владелицы.

– Как с такими вот женщинами делать революцию, а таких у нас в столице – большинство, – занудно, проскрипел Троцкин, указывая на стол и пол.

– Поверьте мне, Лев, «такие» первыми пойдут на площадь. Им в жизни не хватает адреналину, – парировала Надя.

– Им не хватает пороху. Как там в пословице: «Есть порох в пороховницах», а?.. – Троцкин запнулся.

– А ягоды в ягодицах, – продолжил Стален. Все дружно рассмеялись.

– Не пошлите, Ёсиф, вам только хиханьки, да хаханьки, а революция – дело серьезное, и от того, как мы ее с вами реализуем, зависит наше будущее, – сказал Троцкин.

– РЭализуем, товарищ Троцкин. Я вам это обеСЧаю, – утвердительно сказал Стален.

– Не ссорьтесь, мальчики, пойдемте лучше погуляем по столице. Вы мне ее покажете и расскажете, где тут чего, – вмешалась в разговор Инесс.

– Вы, конечно же, идите, вам это будет полезно, а мы с Ёсифом дома останемся, приберем пока и отдохнем с дороги, верно, любимый? – Надежда взяла за руку гегемона.

– КАнечно, дАрагая, приберемся, – брызжа слюной, ответил Стален. Он сообразил, что, оставшись наедине с Надей, ему светит большее, и он незамедлительно согласился.

– Вот и славненько, идем, Ёсиф, на кухню, поможешь мне управиться с посудой. Да захвати эти бокалы с собой, – скомандовала Надя и указала на стол.

Ёсиф схватил в свои огромные руки стоявшие на столе бокалы, незаметно для Нади отхлебнул из одного вина и зашагал на кухню.

Джежинскому и Троцкину ничего другого не оставалось, как проследовать за Инессой на улицу, куда она уже успела выпорхнуть. Красота улиц столицы порази ла Инесс. Конечно, отдаленно этот город напомнил ей Амстердам. Но это только отдаленно. Высокие здания, выполненные в стиле позднего Возрождения итальянскими архитекторами, возбуждали творческое воображение Арманд. Доселе она не была в столице. Будучи молодой девчонкой, прямо из Тифлиса уехала в Амстердам и из него не выезжала. Рожала, воспитывала, ждала. И вот она в столице будущей Страны Советов. Это она ощутила, выйдя на набережную реки. Народ не хотел жить по-старому. Всюду сновали мальчишки с листовками и газетами от партии Большевиковой, призывая народ к свержению царя и всей правящей верхушки. Притом делалось это громко и открыто, не обращая внимания на жандармов и сыскных в штатском, коих на улицах столицы было, как собак нерезаных, и коих все беспризорники знали в лицо. Но взять с них было нечего, а сажать некуда. Тюрьмы были переполнены политическими. Вот и чувствовала вся эта шантрапа безнаказанно себя. Время от времени обозлившийся полицмейстер мог припугнуть сорванцов, но не более того, и все становилось, как прежде. Это общее безумие очень порадовало Инесс. Она поняла, что страна находится на пороге исторических свершений. И то, что она, Инесса Ван Арманд, сейчас стоит у истоков этих событий, ее только побуждало к решительным действиям. Она оглядела своих спутников, и ей на мгновение показалось, что они очень комичные персонажи и что с такими пижонами в революции крайне тяжело достичь желаемого. По правую руку с ней шел долговязый худощавый парень с козлобородкой на лице, придающей, по его мнению, интеллигентность, а по левую – такой же тщедушный, но ростом вполовину меньше долговязого. Правда, в лице последнего, была какая-то нотка холода и озлобленности. И это, безусловно, настораживало. Тем более что данный элемент не хотел решать революцию цветами, а только постоянно твердил о порохе и терроре. Она и не предполагала, на что способна личность тщедушного. Она даже не догадывалась, что в столь малом теле и небольшой голове уже давно созрел план захвата власти через террор, и ни Инессы Ван Арманд, ни Джежинского, ни тем более Ёсифа Сталена в этом плане не было. А был только он, Лев Троцкин, и она, Надежда Константиновна Пупская, она – во главе Страны Советов, а он – во главе партии Большевиковой. Пройдя по Английской набережной, путешественники вышли на Сенатскую площадь и, минуя ее, попали в Александровский сад. По всему саду росли яблони и груши. Так как столица находилась севернее Тифлиса, осень полностью вступила в свои права, раскрасив листья деревьев в золотые цвета, придавая праздничный вид всему саду. Красота его завораживала даже Льва Троцкина, лояльно относившегося от рождения ко всему прекрасному. На аллеях восседали уличные художники с мольбертами и красками, предлагающие нарисовать портрет в профиль и анфас, поэты, декламирующие публике свои стихи, музыканты и шуты. Сад дышал творчеством и табаком. Всевозможные забегаловки зазывали копеечными ценами и приятными запахами. Инесс предложила отдохнуть в кафе под звучным названием на французский манер «Каштан-фонтан». Мужчины с легкостью приняли приглашение. И все трое присели перед центральной аллеей за столик. Было довольно прохладно, но лучи ласкового солнца достаточно прогревали веранду кафе. Половой не заставил себя долго ждать. Он живо осведомился у гостей о заказе и немедленно удалился за двери трактира. Через минуту он уже нес на подносе минеральную воду «Боржо». Разлив по стаканам воду, Инесса предложила тост: