Мелисса Бэнк - Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле Страница 35

Моя мать никогда не давала мне советов относительно мужчин, и я, помнится, лишь однажды затронула в разговоре с ней эту тему. Я училась тогда в пятом классе и как-то послала подругу, чтобы узнать, нравлюсь ли я тому мальчику, который нравится мне. «Плохие новости, — сообщила мне подруга. — Он тебя ненавидит».

Моя мама не отставала от меня: «Золотце, что с тобой случилось?» Я не могла ей ничего рассказать. Наконец я спросила ее, как она нашла парня, который ответил ей взаимностью на ее чувства. Она ответила: «Главное — взять себя в руки», словно это что-то объясняло. Расстроенная словами матери, я вскочила на велосипед и носилась на нем вокруг нашего квартала до тех пор, пока мои щеки не запылали.

Позвонил мой брат и пригласил меня на театральную вечеринку, которая состоится в пятницу. Его подружка Лиз знает одного режиссера.

— Уникальное событие, — сказал Генри.

— Уникальное? — переспросила я. И подумала о яркой обертке сыра.

— Предполагается нечто необычное, — сказал он.

— Безумство какое-нибудь? — подсказываю я.

Он отводит в сторону трубку и спрашивает Лиз, что там намечается.

Я слышу ее голос: «Будут танцевать кадриль».

— Кадриль? — спрашивает он насмешливо.

— Брось этот тон, — говорит она. — Дай мне поговорить с нею. — Она берет трубку. — Джейн?

— Привет!

— Возможно, это звучит диковато, — говорит Лиз, — но я была там в прошлом году, и это на самом деле колоссально.

Мне подумалось, что я не люблю подобных увеселений.

«Ты хотела бы завести знакомства с мужчинами?» — спрашивает Фейт.

Бонн говорит: «Соглашайся, пока тебя приглашают!»

«Что же еще ты собираешься делать в пятницу? — вкрадчиво спрашивает Фейт. — Кажется, мы затронули тему, касающуюся Эдит Уортон, не так ли?»

Я записываю адрес предстоящего гуляния, и тут начинает сигналить параллельный аппарат. Это Роберт.

— Привет! — говорю я шепотом. — Я на другой линии.

Фейт подсказывает: «Скажи, что сама ему позвонишь».

Но я в растерянности: кажется, моя рыбка уже на крючке?

«Нет еще, — говорит Фейт. — Он только пробует наживку».

Я спрашиваю Роберта, могу ли я перезвонить ему.

Он отвечает, что разговаривает по платному телефону.

«Ну и что? — говорит Бони. — Всего четверть доллара».

Но я говорю Роберту: «Подожди секунду» — и договариваюсь с Лиз встретиться на танцплощадке.

Мы с Робертом толкуем о том, как весело было на свадьбе. Я говорю о самых отвлеченных вещах, стараюсь быть верной клятвам, по крайней мере не нарушать ни одну из них, а в голове только и вертится: «Не говори первой: я тебя люблю!», «Носи длинные волосы!», «Не поднимай вопрос о браке!»

Роберт рассказывает, что сейчас он занят поисками квартиры в Виллидже, и спрашивает, не откажусь ли я выпить с ним где-нибудь чашечку кофе.

Бони предупреждает: «Не соглашайся на свидание раньше чем через четыре дня!»

Я уклонилась от ответа и стала расспрашивать, как у него обстоят дела с квартирой, пока записанный на пленку голос оператора не потребовал еще монеты, иначе разговор будет прерван.

Роберт бросил монету. И сказал:

— Сейчас нас прервут. Надо заканчивать.

Я подумала: «Но ведь ты же перезвонишь». А Фейт сказала: «Шутки в сторону!»

— Итак, — проговорил он, — не желаете ли выпить кофе?

Я заставила себя ответить:

— Я не могу.

«Хорошая девочка!» — сказала Фейт.

— Уф! — вздохнул Роберт. И после паузы спросил, не хочу ли я пообедать с ним в пятницу.

«У тебя же на пятницу планы, — сказала Фейт. — Сообщи ему об этом».

— В пятницу я не могу, — ответила я.

Он настойчиво предлагает встретиться в субботу.

«Отлично», — говорит Фейт.

— О'кей, — говорю я Роберту.

Тут снова возникает оператор и требует еще монету.

Роберт говорит:

— Вы только обратите внимание, как он притворяется, будто раньше не прерывал нас. В моей груди кипит буря восторга.

После сеанса терапии я стою на ступеньке эскалатора и вдруг слышу голос Бони: «Это было великолепно!»

«Что?» — спрашиваю я.

«Ты верна клятве: «Не говори своему психотерапевту об этом руководстве!»«

«Я не хочу, чтобы она думала, что я поправляюсь. Надеюсь, однажды она сама скажет, что мне лучше и я больше не нуждаюсь в ее сеансах».

«В этот же день в химчистке тебе порекомендуют стирку вручную», — говорит Фейт, расчесывая волосы.

В четверг Роберт оставил мне послание с телефонным номером своей сестры. Я записала номер и взяла было трубку, чтобы позвонить.

«Еще рано, — сказала Фейт. — Заставь его немного поволноваться».

«Не будет ли это невежливо?»

«Нет, — заверила Фейт, — невежливо было не написать благодарственную записку той веселой паре, которая три недели назад приглашала тебя в Коннектикут».

Бони, выглядывая из-за большой миски с кукурузными хлопьями, сказала: «Веселые мужчины ненавидят женщин».

«Почему я слушаю вас?» — спросила я.

«Потому что не хочешь спать с Эдит Уортон до конца своих дней», — ответила Фейт.

Я позвонила Роберту с работы.

— В восемь вечера, идет? — предложил он.

Я согласилась, с трудом скрывая радостные нотки в голосе.

Бони указала на свои маленькие часики и певучим голосом сказала: «Вешай трубку!»

Я сказала:

— Пока, мне надо идти.

Когда я повесила трубку, Бони промолвила: «Давай покороче! И следует первой кончать треп!»

Фейт кивает: «Заставь его изнывать по тебе».

Кадриль берет свое начало в Ист-Сайде, где она появилась в двадцатые годы как некая разновидность физкультурных упражнений.

Я отыскала Лиз — обаятельную, в модном свитере — и Генри, на котором был обычный костюм.

Мы сдержанно поздоровались.

Я стою с братом и Лиз. Я на вечеринке, на календаре пятница, а завтра у меня свидание. Мне назначено свидание! Я — пловец-аквалангист в социальном водоеме.

Фейт говорит: «Приятное ощущение, не так ли?»

Приятное.

Много хлопанья, топанья и диких выкриков. Я, конечно, не могу хлопать, но готова издать радостный клич, когда Фейт кивает головой.

«Мне очень весело», — говорю я.

Фейт напоминает мне, что я нахожусь здесь вовсе не для этого.

«Это танец для холостяков!» — говорит Бони, хлопая в ладони, будто отбивая ритм.

Лиз говорит, что нам следует потанцевать, и, когда я соглашаюсь, берется найти мне партнера.

Парня, которого она приводит, зовут Гас. Он режиссер. Похож на большого плюшевого мишку. Лицо его покрыто пухом, а зубы настолько мелкие, как будто их и вовсе нет.

Он невероятно обходителен. Похоже, он принимает меня за простушку Катерину из «Вашингтонской площади» или больную Лауру из «Стеклянного зверинца».

Гас берет меня за руку и ведет в танцующую массу.

— Поклонитесь партнеру, — говорит Брейди. — Леди, реверанс!

Пока мы с Гасом танцуем, он ободряюще улыбается, словно я Клара из «Хейди»[27], а он учит меня ходить. Но я внезапно вспоминаю кадриль в гимназии, в третьем классе: у меня уже накоплен многолетний опыт, как вести своего партнера.

«Великолепно», — говорит Бони.

Фейт предлагает более скромную фигуру.

После танцев из моей груди готов вырваться крик: «Я умираю от жажды, как опоссум», но тут вмешивается Фейт, и я слово в слово повторяю ее реплику: «Давайте выпьем чего-нибудь холодненького».

— Конечно, — соглашается Гас.

Мы идем в бар, где столики липкие от пролитого пива. Фейт предлагает: «Спроси его, что входит в обязанности режиссера».

«Мужчины любят рассказывать о себе», — добавляет Бони.

Я спрашиваю, и он отвечает:

— Я делаю то, чего никто другой не захотел бы делать.

Я выдавливаю восхищенную улыбку.

Потягивая пиво, Фейт говорит: «Теперь позволь ему заняться своим делом».

Я бесконечно рада повиноваться.

Бони дает новое указание: «Разглядывай танцплощадку!» Но это было бы неучтиво.

«Перспективный клиент, — говорит Фейт. — Не из тех, что рассчитывают на благотворительность».

Я поглядываю по сторонам, а Гас, стараясь привлечь мое внимание, спрашивает, не желаю ли я еще потанцевать.

Бони говорит: «Один танец для клиента».

Вместо того чтобы пошутить: «Весьма признательна, но мне надо идти к своей родне», я говорю, предчувствуя реакцию Фейт: «Приятно было с вами познакомиться, Гас».

Подобно девице-распорядительнице, Бони командует: «Кругом!» Так я и поступаю.

Фейт констатирует: «Ты устанавливаешь зрительный контакт».

«В самом деле?» — недоумеваю я.

«Ты считаешь, что это единственный способ привлечь внимание мужчины, не так ли?» — спрашивает она.

«Бедная овечка!» — говорит Бони.

Я отвечаю, что не замечала за собой ничего подобного, и голос мой при этом звучит патетически.