Сергей Боровский - Уроки переносятся на завтра Страница 14

Его грустные мысли прервал парень, снявший объявление с дверей.

- Комитета не будет, - пояснил он свои действия. - Иди домой.

- Кто сказал? - не поверил Серёга, хотя он и знал паренька с самой честной его стороны.

- Не до тебя теперь, - ответил, едва не плача, тот.

- А что случилось?

- Брежнев умер.

Невероятная весть всколыхнула человеческие массы от Калининграда до Камчатки. По всей огромной стране люди замерли у телевизоров, слушая те же самые простые слова, что и Борискин, но смысл их, трагический и ясный, не доходил до большинства из них. И не удивительно — ведь выросло целое поколение, не помнящее никого другого, кроме Леонида Ильича. Когда снимали Хрущёва, Серёга, например, находился в том блаженном возрасте, когда ему позволялось безнаказанно портить полезные предметы.

Волна горя покатилась дальше, пересекла границу и затопила загнивающий Запад, повергнув его население в шок. В Южной Америке объявили часовой мораторий на производство героина. В Африке проснулся вулкан на озере Титикака. В странах социалистического лагеря слышались стоны и скрежет зубов.

Убитая катастрофой пионерка Зина из далекого Кучково написала такие стихи:

У меня перед глазами

зал Кремлевского дворца.

Возлегает перед нами

человек с душой бойца.

Человек партийной чести,

он не раз бывал в бою

и вошёл со мною вместе

в биографию мою.

Мы дышали каждым словом.

Был доклад его таков,

что слетались, словно совы,

люди всех материков,

люди разных поколений,

всех народов, наций, рас...

Был бы жив товарищ Ленин,

он бы плакал вместо нас!

Общага напоминала муравейник во время нашествия юннатов. Студенты метались по коридорам и взахлёб пересказывали друг другу содержание последних новостей — наверное, рассчитывали найти кого-нибудь, кто только что выбрался из бомбоубежища. В затхлом воздухе коридоров висела откровенная паника, заставляя учащённо биться сердца и делая потными ладони.

Молодёжь сбивалась в кучи, строила предположения и порождала слухи. Кому-то казалось, что нужно написать коллективное письмо в ЦК с соболезнованиями, кто-то видел выход в немедленном общем собрании в «красном уголке». Практически настроенные люди заперли на ключ свои чемоданы и надели по двое джинсов, что бы их ненароком не упёрли, пользуясь возникшим хаосом.

По небу бродили хмурые тучи, готовые в любую минуты извергнуть из себя осадки, а может, и огонь.

- Что теперь будет?! – в отчаянье воскликнула Юля.

- Война!!! – отчетливо сказал кто-то.

Все, как по команде, повернули головы в направлении голоса и увидели тёмный силуэт, стоявший в проёме входной двери.

Глава 15. Оракул

Аркаша являлся, в некотором роде, достопримечательностью общаги. Серой молчаливой тенью он бесконечно слонялся по комнатам — из одной в другую. Так что уже никто и не помнил, откуда он взялся, где сам живёт и на каком курсе учится. Заходя в гости, он обычно приземлялся на краешек стула и сообщал:

- Я у вас тут посижу.

На него не обязательно было обращать внимания. Частенько о нём забывали и вспоминали лишь тогда, когда, собираясь спать, подходили к выключателю погасить свет. Будучи обнаруженным, Аркаша молча вставал и удалялся восвояси.

Если за время его присутствия в комнате случался ужин, он подсаживался к столу, брал ложку и принимался меланхолично работать этим миниатюрным экскаватором, производя обвалы в горе жареного картофеля или сверля дыры в куче склеившихся макарон. Содержимое сковороды заканчивалось, и Аркаша так же молча и грустно покидал комнату до следующего раза.

Иногда, впрочем, он разнообразил свой репертуар.

- Я на гитаре поиграю, - говорил он и принимался мучить струны хозяйского инструмента.

Мелодии у него выходили тихие и неразборчивые, как степной ветерок в разгаре лета. Под них хорошо штудировались конспекты и вычислялись формулы. Казалось, в такие минуты Аркаша не замечал происходящего вокруг. Опрокинь на него кастрюлю с кипятком — головы не повернёт.

Но самое интересное его свойство заключалось в том, что он умел предсказывать будущее. Причём, не какое-нибудь отдаленное, на миллион лет вперёд, а такое, в которое можно было буквально уткнуться носом.

- Завалишь завтра физику, - мог неожиданно произнести он, слизывая масло с ножа. - Лучше и не ходи.

И точно. Что бы после этого ни делал бедный студент, на результате его действия никак не отражались.

- Письмо тебе скоро будет, - говорил он другому, соскребая остатки сгущёнки с жестяной консервной стенки. - Из дома.

И уже на следующий день счастливцу приносили долгожданный конверт.

Он безошибочно, с точностью до минуты, угадывал, когда по комнатам пойдёт «сантройка», а что касается деканатовских проверок, то он чуял их приближение, едва эта мысль закрадывалась какому-нибудь преподавателю в голову. Рассказывали, что однажды он предостерёг товарищей от пьянки и тем самым спас их от неминуемого отчисления — в тот вечер в общаге состоялась настоящая облава по случаю месячника трезвости. С натасканными на алкоголь собаками и передовиками производства из лучшего в городе вытрезвителя.

- Мать у него цыганка, - по секрету сообщали одни.

- Нет, - возражали другие. - Он телепат невиданной силы.

Но все стороны единогласно испытывали высочайшее доверие к его словам. Поэтому, едва Аркаша объявил во всеуслышание войну, как не осталось ни одного человека, не согласного с этой точкой зрения. Разнились лишь эмоции и практические выводы.

- Эх! - вздохнул Атилла. - Только мирно жить начали!

Юлины глаза увлажнились и заблестели, а Дед Магдей огорошил всех таким откровением:

- Я вам вот что скажу, - громыхнул он. - Если начнут бомбить, то наш город — один из первых.

Успокоил, что называется. Народ ждал мотивировки, и она последовала незамедлительно.

- У нас машиностроительный завод — раз. Авиационный — два.

- Мясокомбинат! - подсказал кто-то.

- Заткнись!

- Мы — крупный транспортный узел. Через нас идут все основные грузовые потоки с Запада на Восток.

- И обратно!

- Ну и что? Москва хуже что ли?

- Не хуже, но начнут с нас.

Поднялся галдёж, где каждый хотел высказаться и не желал слушать ближнего своего.

- Студенты! - одёрнул спорящих Толян. - Мне нельзя разглашать, но в данной ситуации не вижу другого выхода. Знаете ли вы, что в этом городе есть ещё два секретных объекта?

- Каких?!

- Во-первых, защитный купол. На случай ядерного удара. Мы строили фундамент для такого же на Дальнем Востоке, - добавил он, чтобы снять возможные ехидные вопросы, ставящие под сомнение его осведомлённость.

- Получается, нам боятся нечего, - ободрился Шнырь. - Раз купол.

- Не совсем так, - покачал головой Толян. - Здесь находится только генерирующий элемент, а сам купол разворачивается над Уралом. Так что бомбить начнут именно такие зоны. Сколько их по стране, даже я не могу сказать.

- Силовое поле? - предположил ББМ.

- Да кто его знает.

- А второй?

- Что второй?

- Ну, ты сказал «два объекта».

Толян спохватился.

- Да. Второй — завод по производству лазерного оружия.

- Для разрушения купола, - сострил Серега, но Толян мастерски проигнорировал его реплику.

- Об этом даже в «Науке и технике» писали. Думаете, что тогда произошло на Даманском?*

- Что?

- Испытания! Два дня с китайцами насмерть бились, пока из генштаба приказ не пришел. Один выстрел — и три тысячи трупов. Они сразу сдались.

* Пограничный конфликт между СССР и Китаем в 1969 году.

После таких откровений только дураку могло показаться, что этот мир кто-то сможет спасти.

Глава 16. Поминки

Согласно древнего русского обычая 226-ая затеяла совершить тризну. По-взрослому, со всеми положенными атрибутами мероприятия. 228-ая вызвалась участвовать. Посередине стола поставили накрытый ломтем чёрного хлеба стакан водки, щедро наполненный до краёв. Пятилитровая кастрюля киселя с воткнутой в неё поварёшкой покоилась чуть с краю. Юля напекла блинов, а Лёха собственноручно приготовил кутью. Правда, без изюма. Где же его взять зимой в Сибири-то?

- Не чокаясь! - предупредил Дед Магдей и первым опорожнил свой сосуд.

Вслед за ним выпили и все остальные, и даже Лёха влил в себя грамм десять. А со стены на них смотрел обтрёпанный, в дырках от гвоздей, портрет Леонида Ильича, и навевал ностальгию.

Получив свою первую стипендию в размере сорока рублей, Серега с товарищами основательно задумался над тем, как её истратить. Нежный юношеский жирок, накопленный в родительском доме, ещё не растаял, и потому мысли о будущем не наполняли его «свинцовой заботой»*. Похоже, с теми же проблемами столкнулись и его тогдашние соседи по комнате — Лёха (тот самый), а так же Костя и Артур, впоследствии сошедшие с марафонской дистанции получения высшего образования. Таким образом, участь денежных средств, выделенных им государством на пропитание, была решена.