Рапунцель: принцесса без башни - Надежда Николаевна Мамаева Страница 11

А демоническая пакость вспыхнула. Черным, густым, как смоль, пламенем, которое словно стало для нее клеткой, из которой она не могла вырваться. А псих в несколько стремительных шагов приблизился к этой твари и… рубанул ее наотмашь топором. Тем самым, который вчера метнул в мою косу!

Хтонь взвыла и… схлопнулась! Ни пепла, ни праха, ни дыма. Даже туман – и тот начал стремительно редеть.

Остался только псих, я и дикая боль в руке, которая обжигала до костей. От нее я зашипела сквозь стиснутые зубы, хотя хотелось заорать во все горло, но все то, что осталось у меня от принцессы, не позволило. Кажется, у обычных людей это называется гордостью…

Псих оказался рядом тут же.

– Где тебя задело? – требовательно спросил он, бросая на землю топор.

– Рука… – прошипела я в лучших традициях рыцарей, которые умирают, но не сдаются врагам. Но все же героизм – героизмом, а уточнения не лишни, поэтому добавила: – Левая. Кисть и запястье.

Тут же чуткие мужские пальцы коснулись сначала моей манжеты, а потом, как брюнет сориентировался, до чего именно дотронулся, – и кожи в обозначенном месте. А спустя мгновение я увидела, как туда с ладони брюнета полилось желтоватое свечение. Оно обволакивало мою руку, даря облегчение от нестерпимого жжения.

– Так лучше? – голос, хриплый, надтреснутый, в котором смешались злость и отчаяние, прозвучал почти над самым ухом, а щеки коснулась темная прядь.

– Д-да, – выдохнула я, чувствуя, как боль медленно отступает.

Зато с головой накрывает осознание того, как я сильно ошибалась.

Насчет магии – так точно. Потому как ничем иным, кроме нее, все случившееся объяснить было нельзя. И списать на сон, который мне пригрезился, – уж точно. В нем не могло быть так больно. Хотя ходила легенда об одной очаровательной даме, которую при королевском дворе даже прозвали спящей красавицей за то, что она так крепко спала, что однажды едва не пропустила роды собственного первенца! Очнулась, уже когда повитуха, схватив ее за плечи, поднимала леди, чтобы усилить потуги… Но это был явно не мой случай.

Мой – это вывих лодыжки и ожог холодом второй степени, если верить лекарскому справочнику, который я в свое время проштудировала от корки до корки.

– Какого лешего ты пошла в мертвый туман? – меж тем с какой-то яростью выдохнул псих.

Или уже не псих, а это просто я была недалекой? А еще темной, невежественной и неверующей!

– А лешие тоже существуют? – идиотский вопрос вырвался помимо воли. Что ж, для оправдания такого порыва у меня были веские обстоятельства: у одной принцессы прямо сейчас стремительно менялась картина мира.

А у одного брюнета, похоже, в этот самый момент тоже кое-что поменялось. Вернее, закончилось. Терпение.

– Ты совсем без башни?! Какие к демонам лешие?! Я тебя спрашиваю: зачем ты пошла в проклятую марь?

– Ты про этот густой туман? – уточнила я, тоже наплевав на аристократическое «вы», и поморщилась от прострелившей лодыжку боли. Если рука больше не горела огнем, то нога… Кажется, я таки добегалась.

– «Туман»? Кто в здравом уме назовет марь, от которой разит могильным холодом, просто туманом?! Да даже малые дети в окрестных деревнях знают, что значит эта напасть. И лучше переждать ее дома и не высовываться за порог.

Кажется, один брюнет был зол. Зверски. Настолько зверски, что вот-вот был готов покусать меня почище любой рыси, которая, к слову, в этот момент показалась мне добрейшим и милейшим существом. Не то что некоторые маги.

– Ну, во-первых, я не из окрестных деревень и вообще не местная, – начала я, тоже заводясь: терпеть не могла, когда на меня орут. С детства. В основном мачехи. Что одна, что вторая, что третья вечно кричали мне в лицо. Много. Всякого. Чаще всего, что я ведьмино отродье и место мне на костре. Жаль, блаженных не жгут так охотно, как колдовок… – А, во-вторых, я обещала уйти поутру и слово сдержала! – выпалила в лицо Сычу и только тут поняла, как мы оказались близко, и осеклась, уже как-то без запала пробормотав: – Правда, недалеко…

Кажется, последних слов брюнет не услышал, хоть и произнесла я их ему прямо в лицо. Напряженное такое лицо, сосредоточенное.

Горячее мужское дыхание обжигало щеку и мочку уха, которое стало враз каким-то невероятно чувствительным. А глаза, полные непроглядной темноты, смотрели на меня, и я видела в их черноте свое отражение. Пылавшие щеки, грязное платье, растрепанные волосы, в которых запутались листья. Кажется, я сама сейчас была таким же запутавшимся листком. Только не в светлых прядях, а в собственных эмоциях. И мне это отчаянно не нравилось. Даже больше, чем тот факт, что магия все-таки существует. Ну правда, без нее было понятнее, что ли. И никаких хтоней, плывущих в воздухе, со мной точно бы не случилось. Но… Я была не властна не то что над законами мироздания, но, похоже, даже над своими чувствами. И это была проблема. Большая. Настолько, что я нахмурилась и поджала губы.

Прямо как Сыч, который, шумно втянув воздух, гулко сглотнул. А после рвано выдохнул:

– Я не думал, что ты настолько порядочная девушка…

Договорить этот кандидат в смертники не успел. Я рассвирепела быстрее.

– Я сейчас порядочно злая девушка, потому как один маг пытается переложить всю вину за случившееся на нее! – перебила я его.

– Я не это хотел сказать! – выпалил маг и стиснул челюсти так, что у него побелели скулы.

– Но прозвучало именно так! – в ответ рявкнула я.

– Хорр-р-рошо, – рыкнул Сыч, – выражусь иначе: я не учел, что ты явно не местная. Раз мне пришлось использовать транслингву, когда оказалось, что ты даже не знаешь горийского.

Незнакомое слово резануло слух. Так что как бы я ни была зла, все же уточнила:

– Кого ты использовал?

– Что, – поправил меня маг. – Амулет-переводчик.

И Сыч поднял руку, так что я смогла увидеть на той массивное кольцо, камень в котором сиял неестественно алым.

Тут-то помимо осознания истины – магия существует – до меня дошла еще одна: кажется, все слова Сыча о том, что мне до Бортвира добираться и правда несколько месяцев. Через Алиприйские пики, Визарисскую империю и Фраторское королевство были правдой!

И я выпалила, словно прыгнув с обрыва:

– Ты прав. Я очень не местная. Настолько, что мой дом за сотни миль отсюда. Но я не могу понять, как меньше чем за полдня я преодолела такое расстояние. Ведь еще вчера до Бортвира было не больше двух дюжин миль пути…

– Я полагал, что ты пришла с запада…