Дэвид Седарис - Одень свою семью в вельвет и коттон Страница 27

Хотя сама церемония должна была происходить в «Королевском павильоне», все гости остановились по соседству, в трехэтажном мотеле «Атлантида,» мало изменившемся с начала космической эры. В нем мы в молодости проводили свои уикенды, когда путешествия на пляж превратились в путешествия на пляже. Грибы, кокаин, героин, пейотль – когда бы я ни приехал туда, я был изрядно наколот, и каждый раз удивлялся, что мебель, как ни странно, стоит на месте.

Брат выбрал «Атлантиду» не из сентиментальных соображений, а потому, что там разрешалось Держать собак. Друзья Пола, компания, которую мы называли просто «чуваки», тоже привезли своих любимцев, которые выли, скулили и царапали когтями Раздвижную стеклянную дверь. Вот что бывает с бездетными людьми, с теми, кто даже не знаком с людьми, имеющими детей.

У собаки была течка. На репетиции обеда подавали и консервы, и сухие продукты, а когда брат провозгласил тост «За мою клевую сучку!» все решили, что он имеет в виду мопсиху.

За час до свадьбы все мужчины семьи должны были встретиться в комнате Пола, без всяких женщин и чуваков. Пошел и я, желая хоть раз в жизни ощутить мужскую солидарность, и теперь, вспоминая об этом, я думаю, что, может, это она и была. После моего собственного безупречного номера комната Пола выглядела темной и грязной, как пещера какого-то зверя. Он прибыл накануне, а номер уже выглядел так, как будто он жил в нем годами, питаясь пивом и мясом пропавших без вести отдыхающих. Я расстелил газету и сел на кровать, а отец как свидетель со стороны жениха поправил на брате пояс. Было пять часов дня – одного из важнейших дней в их жизни, а они сидели и смотрели телевизор, какой-то кабельный канал, по которому передавали специальное сообщение о наводнении в отдаленном городке, бездумно построенном на берегу коварной реки. Жители укладывали мешки с песком под единственную уцелевшую стену. Вниз по улице плыла тележка. «А дождь, – сказал комментатор, – все продолжает идти». Когда-то я слышал – может и вранье, – что во время съемок фильма «Ганди» режиссер нанимал людей на роли мешков с песком. Ему было легче им заплатить, чем найти натуральные мешки. Мне показалось, что это неплохое начало разговора, но не успел я закончить первое предложение, как отец велел мне заткнуться. «Господи, мы тут пытаемся посмотреть телевизор, – сказал он. – Тебе что, это мешает?» В комнате невесты тем временем накладывали макияж и тут же слезами смывали его. При этом говорили важные вещи, и я не мог избавиться от ощущения, что попал не в ту комнату. Отец развернул брата лицом к себе и, не отрывая глаз от телевизора, стал завязывать ему галстук-бабочку. «Такое наводнение испортит на хрен полы из твердой древесины, – заметил Пол. – Этим сукиным детям придется все менять, полностью, я тебе говорю».

«Это уж точно». Отец помог жениху влезть в пиджак и обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на жертв наводнения. «Ну, ладно, – сказал он. – Пошли жениться».

В «Королевском павильоне» царила суматоха. Пятичасовая свадьба задержалась, так что мы наблюдали из бокового коридора, как капеллан из морской пехоты завершил венчание симпатичной молодой пары – обоим было лет по двадцать, не больше. Лиза и Эми прикинули, что брак продержится года три. Гретхен и я склонялись к полутора годам, а Тиффани сказала, что, если мы хотим добиться точного ответа, лучше спросить ясновидящую, стоявшую у колючего куста вместе с крестной Пола. Это была высокая женщина, традиционно одетая, с волосами телесного цвета и ногтями в тон. На цепочке вокруг шеи у нее висели темные очки, и, рассказывая о своей квалификации, она протирала стекла. Оказалось, что кроме пятничного гадания по картам таро, она лечит рак, диабет и сердечные заболевания наложением рук на всякие потайные и труднодоступные места страждущих. «Дар у меня проявился в семь лет, – объявила она. – И уж поверьте мне, то, что я делаю, я делаю просто замечательно».

На свадьбах она предсказывала судьбу жениха и невесты, забираясь в самые глубины их личностей, а затем использовала свои открытия для составления персональной и уникальной супружеской клятвы. «Мне лично кажется, что это прекрасно», – сказала Лиза. «Я знаю, – ответила ясновидящая, – я знаю». Моряки высыпали из беседки, и мы заняли их места. «Что она о себе воображает? – прошептала Лиза. – Я всего-навсего хотела поддержать светскую беседу». «Я знаю, – ответил я. – Я знаю».

Диск-жокей Джей Ди застрял в пробке на мосту, так что церемония началась без записи свадебного марша. Лиза, как и следовало ожидать, завыла, как только невеста, под руку со своим отцом, появилась из-за автомата для кока-колы. Ее примеру последовали собаки, и я, твердо решив ни в коем случае к ним не присоединяться, сосредоточился на маленькой полоске океана, проглядывающей из-за деревьев за спиной у ясновидящей. Именно здесь двадцать два года назад брат едва не утонул. Мы резвились в воде во время прилива, перескакивали через волны, уходя все дальше и дальше от гостиницы. Это было неправильно, и я поплыл к берегу в полной уверенности, что он плывет рядом.

«Родственники и друзья, поздравляю, – говорила ясновидящая. – Сегодня мы все стоим на…». Тут она глянула на невесту, возвышающуюся над моим братом-недомерком, «…на цыпочках, чтобы поздравить… Пола и Кэти».

В это время дня ему не полагалось гулять, тем более со мной. «Ты его заводишь, – говорила мама. – Оставь его в покое, ради Бога». Когда она меня обвиняла в том, что я завожу своих сестер, я всегда чувствовал себя виноватым, но мне было приятно сознавать, что я могу возбудить достаточный энтузиазм у двенадцатилетнего мальчика. Это мне и полагалось делать как старшему брату, и меня радовало, что у меня получается. Я проплыл примерно длину бассейна, остановился и обернулся. Пола не было.

«Такую любовь…, в магазине не купишь, – продолжала ясновидящая. – Не найдешь под деревом или под… ракушкой». Было видно, что она старается представить себе все возможные нычки. «Даже в сундуке с сокровищами, зарытом сотни лет назад на этих исторических островах вокруг нас».

Накатил новый вал, и брат исчез под ним. Я видел только его правую руку, поднятую в международном жесте, обозначающем: «Я умираю, причем по твоей вине». Я рванулся к нему, пытаясь вспомнить занятия по безопасности на воде, которые посещал много лет назад. «Думай, – велел я себе, – думай как мужчина». Я пытался сосредоточиться, но на ум мне приходил только наш инструктор, семнадцатилетний атлет по прозвищу Блин. Я вспомнил россыпь веснушек у него на плечах и слабый луч надежды, когда он обводил взглядом учеников, выбирая потенциального утопающего. «Меня, меня, – шептал я. – Я тут». Я вспомнил аромат гамбургеров, тянущийся из домика, ощущение спасжилета на моей обоженной спине и чувство глубочайшего разочарования, когда Блин выбрал Пэтси-Пайн; и она потом вспоминала, что тот день «полностью изменил ее жизнь». Такими воспоминаниями жизнь вряд ли спасешь, так что я отбросил прошлое и, наоборот, положился на инстинкт.

«Да будет этот брак благословен, и да будет благословений столько… сколько песчинок… в океане».

В конце концов я схватил Пола за волосы и заорал, чтоб он лежал, не двигаясь. Его вырвало морской водой, и вместе мы стали пробиваться к берегу, болтаясь примерно в полумиле от гостиницы. Мы лежали рядом, на мелководье, пытаясь отдышаться. Я чувствовал, что надо обязательно что-нибудь сказать, момент требовал какого-нибудь выражения облегчения и братской любви.

– Слушай, – начал я, – я хочу, чтоб ты знал…

– Да отстебись ты, – ответил мне Пол.

«Да», – сказал Пол, обращаясь к Кэти. «Не думала я, что доживу до этого дня», – всхлипнула Лиза. Брат поцеловал свою невесту, а ясновидящая оглядывала гостей и кивала головой, как бы говоря: «Я знала, что так и будет».

Щелкали фотоаппараты, и ветер развевал по воздуху фату и шлейф Кэти. Выражение изумления, крепкие объятья – на снимках, сделанных в этот день, она выглядит так, будто только что упала прямо с неба и лишь в последний момент ее удалось поймать тому, кто отныне считает себя самым счастливым человеком на свете.

На вечеринке брат танцевал червяком, извиваясь на пузе под речитатив чуваков: «Пляши, толстяк, пляши». Отец произнес короткую неуклюжую речь, размахивая резиновым цыпленком, и аппараты защелкали вновь.

«Я не верю собственным глазам, – вмешался я. – Резиновый цыпленок! «

Он стал объяснять, что искал, но не нашел резинового петуха, а я объяснил, что не о том речь. «Даром импровизации обладают не все, – сказал я. – Где твои заметки? Почему ты не попросил меня помочь?» Я был так суров к нему потому, что собирался сказать настоящую речь. Я мечтал об этой речи, еще когда Пол был ребенком, но никто никогда не предложил мне ее произнести. А теперь придется ждать до его похорон.